Рожер улыбнулся, увидев во дворе цитадели Тамоса карету Аманвах. Густо помеченный и укрепленный хора, экипаж принцессы был надежен, как всякое здание в Лощине.
Карету выкрасили в тон запряженным в нее четырем великолепным белым кобылам с золотыми постромками. Белая и золотая краски были в ходу у строгих красийских мастеров, но на севере, где обычный жонглерский фургон смахивал на радужную кляксу, а у каждого грошового вестника имелись свои цвета, абсолютно белый экипаж казался роскошнее, чем даже королевская карета Тамоса.
Внутри был рай для жонглера – разноцветные шелка и бархат чуть не на каждой поверхности. Рожер называл карету шутовской, такой и любил.
На козлах сидел Колив, дозорный-кревах, которого Джардир отрядил сопроводить Лишу в Лощину. Это был хладнокровный и умелый убийца, подобно всем шарумам, взиравший на Рожера как на жука и ждавший приказа его раздавить.
Но в новолуние они совместно пролили кровь, и это, похоже, все изменило. Они не сдружились – дозорный придал новую глубину слову «неразговорчивый», но Рожер теперь удостаивался кивка при встрече с воином, и в этом была вся разница.
– Они внутри? – спросил Рожер.
Дозорный мотнул головой:
– Шарусак на Кладбище Подземников.
Он произнес это ровно, но Рожер уловил напряжение. После гибели телохранителя Аманвах Энкидо эту должность занял Колив. Он выпускал Аманвах из виду исключительно по приказу, и Рожер сомневался, что дозорный когда-нибудь спит или справляет нужду.
«Может быть, у него в шароварах овечий пузырь». Рожер сохранил бесстрастную личину жонглера, не выдавая веселья.
– Идем их проведаем.
Он почувствовал, что Колив испытал облегчение. Дозорный щелкнул вожжами, не успел Рожер захлопнуть сзади дверцу. Карета рывком снялась с места, Рожера швырнуло на подушки. Он вдохнул запах жениных духов и вздохнул, уже скучая.
Будь он в любом другом месте, хотя бы Сиквах ждала его внутри, разодетая в яркие шелка. Но некое тонкое соображение, замешанное на красийской чести, держало их за милю от графской крепости, куда они не входили без официального приглашения – которое, к удовлетворению Аманвах, делалось слишком редко. В конце концов, в их жилах текла кровь Шар’Дама Ка.
Когда карета вкатилась на Кладбище Подземников, он увидел обеих в звуковой раковине – жены отрабатывали плавные, но требовавшие усилий движения шарусака. На площади вместе с ними упражнялась почти тысяча мужчин, женщин и детей.
Они скользнули в позу скорпиона, которая трудно давалась даже Рожеру, профессиональному акробату. Рожер увидел, как у многих, кто пытался удержаться в этом положении – или приблизиться к нему, – задрожали руки и ноги, но лица остались невозмутимыми, а дыхание – ровным. Они простоят так, сколько сумеют, становясь с каждым днем все сильнее.
Выдыхалось все больше и больше учеников. Сперва мужчины, за ними – дети. Вскоре начали падать и женщины. Наконец осталось всего несколько героев, включая Кендалл, любимицу Рожера. А потом – никого. Тем не менее Аманвах и Сиквах держали позу без каких-либо усилий, как мраморные статуи.
Рожер называл их дживах ка и дживах сен, такими и любил. Аррик внушал Рожеру, что надо бояться брака как чумы, но их тройственный союз превосходил все мечты.
Сиквах чувствовала, когда ему хотелось побыть в одиночестве, и исчезала, вновь появляясь как по волшебству, когда он в чем-то нуждался. Это было необъяснимо и поразительно. Она была тепла и отзывчива, ласкала его и предельно внимательно относилась к каждому слову и желанию – не говоря уже о малейшем оживлении в его пестрых портках. В постели он делился с ней сокровенным, отлично зная, что сказанное дойдет до Аманвах.
Сиквах была в их маленькой семье сердцем, а Аманвах, естественно, – головой. Всегда серьезная, неизменно владеющая собой – даже в любовных играх. И обычно, как уяснил Рожер, оказывалась права. Аманвах требовала уступок во всем, и Рожер понял, что лучше с ней соглашаться.
Пока дело не доходило до скрипки. С той ночи, когда они впервые применили музыку для уничтожения подземников, жены признали за ним главную роль в этом деле. Аманвах была головой, Сиквах – сердцем, но Рожер – искусством, а искусство должно оставаться свободным.
Они закончили показ, улегшись на спину в позе покоя, затем резко выпрямились. Их ученики продолжили лежать и встретили Рожера дружным нытьем и стонами, когда он приблизился к раковине и расцеловал жен, которые без малейшей одышки спустились со сцены.
Кендалл поднялась первой и подошла к ним. Со всеми другими подмастерьями Аманвах и Сиквах обращались как с прислугой, но Кендалл приняли в свой круг. Она была самой искусной, превращала их музыкальное трио в квартет и отличалась достаточной гибкостью, чтобы всерьез рассчитывать на успешное выполнение даже труднейших движений шарусака. Она дышала глубоко и ровно, но от нагрузки – учащенно.
– Сегодня ты молодец, Кендалл ам’Лощина, – сказала по-красийски Аманвах, удостоив ее редкого, полного достоинства кивка – величайшей похвалы в исполнении дживах ка Рожера. Кендалл подключили к урокам красийского языка, что чрезвычайно помогло Рожеру, – у него появилась партнерша, трудившаяся не меньше, чем он.
Кендалл просияла и сделала впечатляющий реверанс в просторных пестрых штанах.
– Благодарю, ваше высочество.
Когда она выпрямилась, тренировочная рубаха чуть разошлась, и Рожер отметил грубые шрамы на груди.
Кендалл проследила его взгляд и сперва улыбнулась, но глянула вниз и поняла, что он уставился не на ложбинку между грудями, а на рубцы. Девушка вдруг вспыхнула и запахнула рубаху. Рожер быстро отвернулся. Из-за стыда в ее глазах он был готов отдаться на растерзание демонам.
Аманвах немедленно отозвалась на возникшую напряженность. Она чуть кивнула на Кендалл, и Сиквах взяла девушку за руку.
– Ты созреешь для углубленного шарукина, если отладишь позу скорпиона, – сказала Сиквах.
– Я думала, что отладила, – отозвалась Кендалл.
– Пожалуй, лучше, чем кто-либо из чинов, но ты должна достичь более высокого уровня, если хочешь, чтобы тебя научили высшим формам. Идем.
Кендалл глянула на Рожера, но позволила отвести себя в сторонку поупражняться. Аманвах проводила обеих взглядом и, когда они вышли из зоны слышимости, обратилась к Рожеру:
– Муж мой, объясни. Ты часто жалуешься на поведение твоих соплеменников при виде твоих шрамов от когтей алагай, а сам поступаешь так же со своей ученицей.
Рожер сглотнул. Аманвах умела схватить самую суть проблемы. Порой он не на шутку ее боялся.
– Она их заработала по моей вине, – сказал он. – Я хотел похвастать, как здорово она зачаровывает скрипкой демонов. Она была не готова, а я заставил ее солировать, а потом она отошла слишком далеко. Ошиблась, а меня не оказалось рядом, и ей досталось.
