Юлии Федоровне Николай Львович налил вина, а мужчинам — бренди. На столе уже стояли маленькие бутерброды и нарезанные ломтиками лимоны и апельсины. Домашние батраки не мелькали, значит, ужином Нину кормить не собирались. В неловкой тишине подняли бокалы, замерли. Кажется, никто не решался взять на себя смелость произнести тост. Сегодня среди них присутствовала Нина, значит, они обязательно должны были поблагодарить ее за спасение Глеба. Но у мамы и папы язык не поворачивался благодарить кухарку — низшее сословие. Внезапно от всей этой натянутости, от непривычной и фальшивой обстановки, от нежелания признать заслуги бывшей невесты своего сына стало смешно. Нина весело спросила:
— За что пьем, господа?
— За тебя, Ниночка, — подхватил веселый тон Константин Львович. — За то, что ты спасла нашего Глеба. Ты чудная, очаровательная, безумно похорошела…
— Да, спасибо, Нина, — выдавила маман, прервав поток комплиментов. Папа хмуро поглядывал то на брата, то на жену из-под насупленных бровей.
— Благодарю, — улыбнулась Нина и отпила глоток. Ладно, играть так играть, лгать так лгать. — Но вы зря, Константин Львович, преувеличиваете мои заслуги. Глеб в моей помощи не нуждался, слава богу, убийцу нашли. Извините, я нечаянно напомнила…
— Ничего, ничего, — проскрипела недовольно маман, — мы все равно только об этом думаем. Чудовищное событие, в себя не могу прийти.
— Вы хотели извиниться перед Ниной, — мягко напомнил Глеб.
— Да, — взял инициативу в свои руки папа. Нельзя сказать, что просить прощения ему было приятно. — Прости нас, Нина, мы плохо о тебе подумали.
— Пойми нас, — поддержала нехотя мама, — тут такое несчастье, а Глеб пропал. Никто о нем ничего не знал. Вдруг становится известно, что ты дала телефон нашей Валентины Наденьке… Ну, ладно, ты и так все понимаешь.
— Давайте не будем углубляться в недавний кошмар, — предложил Константин Львович. — Согласен, потрепало нас сильно, но все закончилось. Нечего упоминать имя Валентины, она была редкостной тварью. В общем, хватит об этом. Выпьем? За Нину!
«Тварь… тварь… — повторила про себя Нина. — Когда убивали Валентину, Роберт слышал это слово от убийцы. И Глеб сказал его над телом жены. Теперь его произнес Константин Львович. Правда, орудует он правой рукой, и кинуть в него нечем. Не бутылкой же запустить! Он все время поднимает тост за меня. И комплиментами забросал. Почему? И имя у него на букву “К”. Но Рыков не назвал его… О, я несу чушь. Он слишком… барин. Не барское это дело — убивать».
— Ты очень изменилась, Ниночка, — говорил во время ее внутреннего монолога Константин Львович. — Выглядишь сногсшибательно. Признаюсь, если бы не Глеб, я бы отказался от холостяцкой жизни ради тебя. Ведь мой полтинник еще не возраст?
— Не возраст, — кокетливо согласилась Нина.
— Костя, — сказала маман, — не прошло и сорока дней, чтобы намекать на их отношения.
— Мама, я не собираюсь ради приличий строить из себя страдающего мужа. Не забывай, чем занималась Валентина и с кем, — жестко бросил Глеб.
— Ну вот, опять Валентина, — вздохнул Константин Львович. — Мне ваша Валентина скоро будет сниться в страшных снах. Перемените тему, черт возьми.
Нину забавляли все четверо. Папа Глеба отмалчивался, сосредоточившись на бокале с бренди, словно на дне видел захватывающий боевик. За фразами маман читалось: не пущу в свою семью кухарку. Дядя Костя был излишне галантен, весел и говорлив. Глеб хмур. А почему бы на самом деле не переменить тему? Несмотря на просьбу Глеба, Нина раскрыла сумочку и достала снимки со Славой:
— Да, кстати, я обещала показать вам сына, вот его фотографии.
Глеб метнул в нее испепеляющий взгляд, Нина проигнорировала его. В конце концов, не налаживать отношения она сюда прибыла. Сыночек Нины раздразнит семейку, это уже приятно. Мама и папа не решались взять фотографии в руки, зато Константин Львович протянул руку к ним:
— Ну-ка, ну-ка, покажи…
Она принялась показывать ему фотографии, поясняя:
— Здесь сыну пять лет. А здесь уже шесть. Это мы недавно фотографировались. И это. А здесь ему… на обороте написано. Да, полгода.
— Глеб говорил, ты пошутила насчет сына… — сказала мама с надеждой в голосе.
— Это он пошутил, — уточнила Нина.
— Чудный малыш, — восторженно произнес Константин Львович, рассматривая снимки. — Только немного толстоват, ты не находишь, Нина? У нас в роду все худые… Ах да, он в бабушку Юлю пошел.
«Бабушка» Юля заметно дернулась, затем алчно протянула руки к фотографиям. Нина поспешила смягчить шок:
— Моя мама тоже полная. А здесь сын пошел первый раз в школу…
Ничего себе, ляпнула! Эту фотографию несколько раз показывала директриса, умиляясь мальчиком, Нина и запомнила, что на ней первоклассник.
— Ты же говорила, он пойдет в школу осенью, — хищно процедила Юлия Федоровна.
— В первый класс пойдет, а на фото он пошел в подготовительную группу, — сообразила Нина. — Теперь в школу набирают шестилеток, чтобы подготовить к первому классу. Сейчас такая сложная программа, ребенку не осилить ее сразу. — О тонкостях педагогики и подготовительных группах она узнала от знакомой учительницы, когда придумала семейные обеды. Тут же взяла на мушку и подготовительные группы как потенциальных клиентов. — А здесь он в роли паука. Славик играл роль паука в спектакле «Муха-Цокотуха».
— Его зовут Славик? — переспросил Константин Львович. — Замечательно.
Наконец, и Николай Львович проявил интерес к внуку, молча взял фотографии, рассматривал, отдавая жене. На двух снимках со Славиком в роли паука задержался, взглянул на Нину и сказал, не вкладывая во фразы своего отношения к ребенку:
— Талантливый мальчик. Когда ты нас с ним познакомишь?
— Не знаю. Мама обещала его привезти…
— В следующую субботу, — строго перебил ее Николай Львович. — Мы отмечаем на даче день рождения Юлии Федоровны. Будет узкий круг. В нашем положении отмечать даты в ресторане не годится. Тебе хватит времени привезти сына. На даче и посмотрим на мальчика.
— Вы что же, сомневаетесь, что это мой сын? — вызывающе спросила Нина.
— Я все сказал, — ответил он. — Прости, Нина, но твои утверждения выглядят неправдоподобно. Я хочу видеть мальчика, фотографии еще не повод верить тебе. Или ты привезешь его на дачу, или наш дом для тебя будет закрыт.
— Он не похож на Глеба, — вставила маман.
— Зато похож на меня, — огрызнулась Нина. — Извините, мне пора.
Она встала, проводить ее пошел Константин Львович, облобызал руку, обдавая знакомым одеколоном, и шепнул:
— Придавила ты их, Нина. Я на твоей стороне.
— Спасибо, — буркнула она и вылетела во двор.
На улице глубоко вдыхала свежий воздух, словно в квартире его не хватало. Глеб вышел немного позже, открыл ей дверцу, Нина забралась в джип, внезапно разозлившись: «Автобус мой, а он на нем разъездился! Даже доверенность не сделал, нелегальщик».
