– Ты бросил мне вызов, дар исцеления. Будешь трястись или начнем драться? А то мне не терпится перейти ко второму блюду.
До Генри медленно начало доходить, что дела у них еще хуже, чем он думал. Если Эдвард будет и дальше стоять, как баран, тварь убьет его и перейдет к Генри. Он понятия не имеет, как отсюда выбраться, а значит, не сможет сбежать. Был и еще один выход, худший из всех. То, что этот выход ему пригодится, нашептывал голос, который грел его изнутри все сильнее с каждой секундой, ласкал теплыми, убаюкивающими прикосновениями. «Нам с тобой достаточно было бы просто коснуться, – напевал огонь. – Давай же, ну давай, давай сделаем это».
Свет вокруг изменил направление, сполз вниз, и Генри понял, что уронил ветку. Теперь лицо существа терялось во тьме, Генри приходилось до боли в затылке задирать голову, чтобы видеть его. Еще минуту все стояли неподвижно. Потом Зверю это надоело.
Он размахнулся и ударил по Эдварду лапой с такой силой, что расплющил бы его о скалу, если бы попал. Но Эдвард с ловкостью, которую дарит смертельный ужас, присел и в последнюю секунду уклонился от удара. Зверь снова полоснул по воздуху своей когтистой ладонью. Эдвард, поднырнув под нее, увернулся и даже почти попал по ноге Зверя мечом. Генри просто стоял, обхватив себя за плечи, чтобы не было соблазна снять перчатки, и уныло ждал, когда все закончится. На победу Эдварда в этой драке он бы не поставил и яблочный огрызок. И дело не только в том, что чудовище было огромным, – просто Эдвард невероятно плохо дрался. Он слепо отмахивался мечом, как в жаркий день веткой отгоняют комаров. Зверя он даже не поцарапал, и меньше чем за минуту это сражение, мрачно подсвеченное снизу, закончилось тем, чем и должно было закончиться: Зверь пнул Эдварда задней лапой, тот отлетел, ударился о скалу и выронил меч. И тогда Зверь со свистом рассек воздух передней лапой, пугающе похожей на человеческую руку, и хотел когтями разодрать Эдварду горло, но тот успел перекатиться, и удар пришелся по локтю. Эдвард глухо вскрикнул и сжался на земле. Зверь занес лапу для последнего удара, но в следующую секунду произошло то, чего Генри не ожидал. Он сам сорвался с места, плюнув на свое нежелание ввязываться, подобрал меч и со всей силы вогнал его Зверю в пятку.
Для такого удара большого умения обращаться с мечом не понадобилось – только решимость, отчаяние и куча самоубийственной глупости. Никаких крупных сосудов он, естественно, не задел, – Зверь взревел и развернулся с такой бешеной яростью, что в голове у Генри немедленно перестало работать все, что отвечало за сопротивление огню.
Огонь взвыл от восторга, от предвкушения драки, и Генри показалось, что взвыл и он сам – хрипло, в голос. Точно он сказать не мог, потому что его собственная личность в этот момент сжалась, как испуганная гусеница. Меч упал на землю – он был больше не нужен. Теперь Генри не боялся, нет, какой тут может быть страх? Он смотрел на Зверя как на источник пищи, источник силы, которую он заберет себе. Зверь попятился, шипя, приподняв верхнюю губу, чтобы отпугнуть врага своими мощными зубами. Генри шагнул вперед.
И остановился, потому что Эдвард закричал. Огонь на секунду притих. Он был силен, но ему нужен был Генри, чтобы понимать, что происходит, и вовремя различать опасность. А Эдвард кричал, срывая голос, на одной ноте, так, будто на них сейчас упадет небо. Зверь и Генри повернулись к нему, и Эдвард наконец замолчал – и повалился вперед.
– Стойте! Хватит! – крикнул он сорванным голосом, жалкий, расцарапанный и перепуганный до смерти. – Я не хочу умирать! Не могу. Я хочу домой. Великий Зверь, пожалуйста, отпусти меня! Я скажу тебе, как его победить, если отпустишь!
– Говори. Отпущу, – уронил Зверь, и Эдвард разрыдался от облегчения, надрывно, как ребенок.
– Он боится воды. Вон там река, вон. Загони его в нее, там ты легко победишь, там его дар слабее, я видел, что вода с ним делает, а я не хочу, не хочу, не могу умереть, – пробормотал Эдвард, давясь слезами, словами и воздухом.
Генри был потрясен. Он вспомнил, что чувствовал, когда его подставил Джетт, но предательство Эдварда почему-то было еще хуже. Огонь попытался снова захватить контроль, но Генри отодвинул его вглубь с легкостью, которая впечатлила бы его, если бы он мог соображать. Он шагнул к Эдварду, сам не зная, чего хочет больше, – вогнать меч ему в сердце или просто от всей души врезать, – но Зверь, к сожалению, времени не терял. Он с ревом бросился на Генри и ударил его передними лапами в грудь, а потом схватил за ногу, в три прыжка дотащил до воды и швырнул в нее. Кожу обожгло такой болью, что Генри едва заметил когтистую лапу, прижавшую его ко дну мелкой речки. Он в панике вдохнул, и вода наполнила легкие. Лапа надавила на грудь сильнее, было совершенно ясно, что вырваться не получится, но Генри все равно брыкался, тратя последние силы на бесполезную борьбу. А потом чудовище взвизгнуло, тонко, как кабан, и выпустило его. Генри кое-как сел, а вдохнуть не смог. Легкие судорожно сокращались, но воды в них было слишком много, и он тихо, с присвистом хрипел, глядя на темные фигуры на фоне темного неба.
Зверь лежал на боку с мечом, торчащим из позвоночника. Эдвард кое-как вытащил меч и рубанул по шее Зверя. Меч был очень острый, он перерубил артерию легко, как нитку, и кровь хлынула на берег. Генри не видел ее в темноте, но слышал тяжелое бульканье и густой железный запах, который ни с чем не перепутаешь.
Оба удара были смертельными – вот только Зверь не умер. Он отполз подальше от Эдварда и поднялся на ноги.
– Хорошо, что у одного жителя деревни был дар лечить себя, – сказал Зверь. У него было перерезано горло, и Генри едва разбирал слова, но красные глаза по-прежнему злобно и жадно смотрели на него. – Через сутки все зарастет. Зря вы меня разозлили. Вокруг этих скал еще три селения, и я убью там всех. Всех!
– Посмотрим, прирастет ли голова, если я ее отрублю, – прошипел Эдвард и шагнул к нему с мечом наперевес, но Зверь с неожиданным проворством попятился и скрылся за уступом скалы.
Эдвард собирался уже идти за ним, но, обернувшись к Генри, бросил меч и подбежал к нему. Он за шиворот вытащил его и положил на берег, но что делать дальше, кажется, не знал и беспомощно смотрел, как Генри хрипит и корчится, пока тот не решил взять дело в свои руки. Перед глазами у Генри все расплывалось, вены на шее вздулись от недостатка воздуха, но он из последних сил сжал пальцы Эдварда в кулак и положил себе на солнечное сплетение.
Недостатков у Эдварда было полно, но, к счастью, отсутствие мозгов к ним не относилось. Он сообразил, чего от него хотят, и со всей силы врезал Генри под дых. Это был первый раз за время их знакомства, когда его мощные кулаки действительно пригодились: вода хлынула у Генри изо рта, он смог наконец вдохнуть и закашлялся, повалившись на бок.
– Все, все, тихо, – бормотал Эдвард, хлопая его кулаком по спине и тревожно озираясь. – Извини. План-то был хороший. Если бы этот козлина сдох, мой план мог бы в историю войти!
Несмотря на боль, раздирающую легкие, Генри мысленно записал слово «козлина» в список новеньких ругательств.
