— Но труд твой еще не окончен.
Снова улыбнувшись, Иса Назарей, Сын Человеческий, вернулся обратно к столу, где лежало его сочинение. Свет от страниц стал ярче, буквы мерцали светом цвета индиго, сине-фиолетовыми пятнами на плотной, похожей на лен, бумаге.
Морин попыталась что-то сказать, но слова не приходили к ней. Она не могла вести себя как человек. Она могла только наблюдать за божественным существом перед ней, когда Он жестом показал на страницы. Иса снова обернулся к Морин и, на показавшийся бесконечным, миг задержал свой взгляд на ней.
Без усилий преодолев пространство, которое разделяло их, Иса встал прямо перед Морин. Он больше ничего не сказал. Вместо этого он наклонился вперед и запечатлел единственный, отеческий поцелуй у нее на лбу.
Морин проснулась, вся в поту. Голова у нее горела, как будто на ней было выжжено клеймо, и она чувствовала головокружение и потерю ориентации.
Взглянув на прикроватные часы, она тряхнула головой, чтобы прояснить ее. Первые лучи утреннего солнца пробивались сквозь тяжелые портьеры, но было еще слишком рано, чтобы звонить во Францию. Она позволит Берри поспать еще несколько часов.
Потом она позвонит ему — и потребует подробно рассказать ей каждую деталь, касающуюся последнего известного местонахождения Книги Любви, единственного истинного Евангелия Иисуса Христа.
Послесловие
Что есть Истина?
Понтий Пилат, Ин. 18:38
Мое путешествие по Линии Магдалины в поисках ответа на вопрос Понтия Пилата началось с Марии-Антуанетты, Лукреции Борджиа и кельтской королевы-воительницы, известной в истории как Боадицея. Именно ей принадлежит страстный боевой клич «Y gwir erbon у bid», что переводится с валлийского как «Правда против всего мира». Я повторяла эти слова как свое личное заклинание во время поисков, которые захватили всю мою сознательную жизнь и вывели меня на извилистую тропу, идущую сквозь две тысячи лет истории.
Меня давно тянуло раскопать не рассказанные прежде истории, которые замалчивались и часто намеренно были погребены под грудой академических докладов. Моя главная героиня, Морин, напоминает нам: «История — это не то, что случилось. История — это то, что написано». В большинстве случаев то, что мы знаем и принимаем за историю, было написано автором с определенными политическими целями. Осознание этого превратило меня в фольклориста уже в самом раннем возрасте. Я получаю огромное удовлетворение, изучая различные культуры на личном опыте, разыскивая местных историков или сказочников, чтобы обнаружить подлинные хроники человеческой жизни, которые нельзя найти в библиотеках или учебниках. Мое ирландское происхождение позволяет мне высоко ценить силу устных рассказов и живых традиций.
Моя ирландская кровь также побудила меня стать писателем и общественным деятелем, и в таком качестве я участвовала в бурной политической жизни Северной Ирландии в 1980-е годы. Именно в то время у меня стал развиваться все более скептический взгляд на записанную и поэтому общепринятую историю. Как очевидец исторических событий, я понимала, что официальная версия редко совпадает с реальностью. Во многих случаях эти события, как они были представлены в газетах и на телевидении, а позднее в так называемых «исторических» книгах, казались мне почти неузнаваемыми. Все эти документальные версии были написаны под влиянием политических, общественных и личных предубеждений. Истина была утрачена навсегда — исключая, возможно, тех, кто наблюдал эти события собственными глазами. Чаще всего Эти свидетели были людьми из рабочего класса, которые хотели только жить своей собственной жизнью; они не стали бы слать одно за другим безответные письма в национальные газеты или разыскивать издателя, который опубликовал бы их собственную версию для потомков. Они бы похоронили своих мертвых, помолились за мир и сделали все возможное, чтобы продолжать жить дальше. Но они бы сохранили свой опыт свидетелей истории на личном уровне, пересказав его семье и общине.
Мой опыт в Ирландии укрепил мою веру в значение устных преданий и культурных традиций. Те события на улицах Белфаста стали моим микрокосмом. Если основные газеты и телекомпании посчитали их достаточно важными, чтобы воспроизвести их в искаженном виде, то что тогда могло произойти, когда дело касалось макрокосма мировой истории? Разве это стремление манипулировать правдой не покажется еще более сильным и абсолютным, если мы заглянем в далекое прошлое, в те времена, когда только очень богатые, высокообразованные и политически успешные люди имели возможность записывать происходившие события?
Я решила, что обязана подвергнуть историю сомнению. Как женщина, я хотела перенести эту идею еще на один шаг дальше. Начиная с появления письменности, абсолютное большинство материалов, которые ученые считают приемлемыми с академической точки зрения, были созданы людьми определенного общественного и политического уровня. Мы верим, обычно не задавая вопросов, в правдивость документов, просто потому, что они могли быть «подлинными» для определенного периода времени. Редко мы принимаем во внимание, что они были написаны в те мрачные дни, когда женщины обладали статусом ниже, чем у домашнего скота, и считалось, что у них вообще нет души! Как много замечательных историй утрачены для нас, потому что женщины, которые играли в них главную роль, не считались достаточно значительными, даже вообще человеческими, существами, чтобы заслуживать упоминания? Как много женщин было полностью вычеркнуто из истории? И разве это не самым решительным образом относится к женщинам первого века?
Потом, есть женщины, которые были настолько могущественными и играли такую важную роль в управлении миром, что их нельзя было игнорировать. Многие из тех, кто нашел свое место в исторических книгах, остались в памяти как печально известные преступницы — прелюбодейки, интриганки, обманщицы, даже убийцы. Были ли эти характеристики справедливыми или же это была политическая пропаганда, предназначенная для того, чтобы дискредитировать женщин, которые осмелились проявить свой ум и энергию? Вооружившись этими вопросами и своим собственным растущим чувством недоверия к тому, что в академической науке считалось историческим свидетельством, я приступила к исследованию и написала книгу о печально известных женщинах, которые были оклеветаны и неправильно поняты. Я начала свое исследование с вышеупомянутых дам, пользующихся дурной славой, — Марии-Антуанетты, Лукреции Борджиа и Боадицеи.
Первоначально Мария Магдалина была всего лишь одним из многих объектов моего исследования. Я надеялась узнать побольше об этой женщине с точки зрения ее значения как последовательницы Христа. Я знала, что в христианском обществе превалировало представление о Магдалине как о проститутке, а Ватикан предпринял некоторые усилия, чтобы исправить эту несправедливость. Это стало для меня отправной точкой. Я намеревалась включить в книгу историю о Марии Магдалине как одну из многих.
Но у Марии Магдалины был для меня другой план.
Меня стали преследовать навязчивые, часто повторяющиеся видения, в центре которых были события и характеры, связанные со Страстями Христовыми. Необъяснимые происшествия, наподобие тех, с которыми столкнулась Морин, привели меня к исследованию различных легенд о Марии Магдалине из таких разных мест, как Маклин, штат Виргиния, и пустыня Сахара. Я путешествовала от горы Масада до средневековых улиц Ассизи, от готических соборов Франции до холмов южной Англии и по скалистым шотландским островам.
