Морин, не отрываясь, смотрела на него, борясь с непрошеными слезами, которые подступили к глазам.
— Мне просто не верится, ты никогда не рассказывал мне об этом раньше.
Питер пожал плечами:
— Ты никогда не спрашивала.
…Предсмертные страдания Исы были жестоким мучением для всех нас, но для Филиппа они стали слишком тяжкой ношей, чтобы он мог справиться с ней. Он часто кричал во сне и не хотел сказать мне почему или позволить мне помочь ему. В конце концов, я узнала правду от Варфоломея, который поведал мне, что Филипп не хочет причинить мне боль такими ужасными воспоминаниями. Но каждую ночь Филиппа преследовала мысль о предсмертной агонии Исы, о нанесенных ему ранах.
Люди оказывают мне уважение, потому что я — единственная из нас, кто был свидетелем страданий Исы.
Во время нашего пребывания в Египте Варфоломей стал моим самым преданным учеником. Он хотел узнать как можно больше и как можно быстрее. Он жаждал, алкал знаний, как человек, умирающий от голода, алчет хлеба. Как будто самопожертвование Исы открыло в Варфоломее дыру, заполнить которую могли только учения Пути. Я знала, что у него особое призвание, он понесет слова Любви и Света по всему миру, и другие изменятся, благодаря нему. Так что каждую ночь, когда дети и все остальные спали, я учила Варфоломея тайному знанию. Ему следовало быть готовым, когда придет время.
Но я не знала, буду ли готова я. Я полюбила его как свою собственную плоть и кровь, и я боялась за него — ибо его красоту и чистоту другим не понять так, как поняли ее те, кто возлюбил его больше всех. Он был человеком бесхитростным.
Аркское Евангелие от Марии Магдалины,
Книга Учеников
Глава 7
Лангедок, Франция
22 июня 2005 года
За окнами высокоскоростного поезда мелькала буйная растительность сельской Франции. Морин и Питер даже не думали любоваться пейзажем; их внимание полностью поглощала кипа карт, книг и бумаг, разложенных перед ними.
— Et in Arcadia ego, — бормотал Питер, быстро чиркая на желтых листках блокнота. — Et… in… Arca-di-a… e-go…
Его вниманием завладела карта Франции, та самая, с красной линией, исходящей из центра. Он показал на линию.
— Смотри, здесь Парижский меридиан пересекает Лангедок, прямо в этом городе. Arques. Очень интересное название.
Питер произнес название города, «Арк», которое звучало очень похоже на «Ark», то есть «ковчег» по-английски.
— Как Ноев Ковчег или Ковчег Завета? — Морин очень заинтересовалась, куда бы это могло их привести.
— Точно. Слово «Ark» на латыни имеет несколько значений — чаще всего оно означает сосуд, но иногда могилу. Подожди минуту, давай посмотрим сюда.
Питер снова взял блокнот и ручку. Он начал машинально чертить «Et in Arcadia ego». Вверху он написал большими черными буквами: «ARK». Под ним он такими же буквами написал: «ARC».
Морин пришла идея.
— Хорошо, как насчет этого? ARC. ARC — ADIA. Может быть, это не ссылка на мифическое место Аркадию; может быть, тут несколько слов, написанных слитно? На латыни в этом есть какой-то смысл?
Питер написал заглавными буквами: ARC A DIA.
— Ну? — Морин не терпелось узнать. — Это что-нибудь значит?
— Может означать «Ковчег Бога». Чуть больше воображения, и получится «и в Божьем Ковчеге я».
Питер показал на карте город Арк.
— Ты хоть что-нибудь знаешь об истории Арка? Если с городом связана какая-нибудь священная легенда, то это могло означать «и в Божьем селении я». Натяжка, конечно, но лучше ничего не могу предложить.
— Поместье Синклера находится в окрестностях Арка.
— Да, но это не объясняет нам, почему Пуссен нарисовал эту картину четыреста лет назад, разве нет? Или почему ты слышала голоса в Лувре, когда смотрела на эту картину. Думаю, мы должны хотя бы на минуту посмотреть на все, что с тобой случилось, не оглядываясь на Синклера.
Питер стремился ослабить впечатление, которое Синклер произвел на Морин. У нее уже несколько лет бывали видения Магдалины, задолго до того, как она впервые услышала о Беранже Синклере.
Морин кивнула в знак согласия.
— Ну, допустим, что Арк по какой-то причине был известен как священная земля, как «Божье селение». Тогда Пуссен говорит нам, будто здесь, в Арке, находится что-то важное? Чем не теория? «И в Божьем селении я»?
Питер задумчиво кивнул:
— Вполне вероятно. Полагаю, стоит посетить окрестности Арка, как по-твоему?
Был базарный день, и в Кийане, городке у подножия Пиренеев, царила суета, какая обычно бывает во время этого еженедельного события. Жители Лангедока торопливо переходили от прилавка к прилавку, запасаясь свежими продуктами и рыбой, привезенной сюда с берегов Средиземноморья.
Морин и Питер шли через рыночную площадь. В руке Морин держала эстамп «Аркадских пастухов». Торговец фруктами узнал его и засмеялся, показывая на картину.
— А, Пуссен!
Он начал что-то им советовать, быстро тараторя по-французски. Питер попросил его говорить медленнее, пытаясь разобраться в указаниях. Десятилетний сын торговца, заметив смущение Морин, пока его отец разговаривал с Питером по-французски, решил опробовать свой хоть и ломаный, но понятный английский.
— Вы хотеть идти к могила Пуссена?
Морин взволнованно кивнула. До сих пор она даже не знала, что могила на картине действительно существует.
— Да. Oui!
— О-кей. Идите к главной дороге и вниз. Когда видите церковь, налево. Могила Пуссена — на холме.
Морин поблагодарила мальчика, потом сунула руку в сумочку и вытащила банкноту в пять евро.
— Merci, merci beaucoup, — сказала она мальчику, вкладывая купюру ему в руку. Мальчик широко улыбнулся.
— De rien, Madame! Bon chance, — крикнул им вслед торговец, когда Морин и Питер покинули площадь.
Его сын оставил за собой последнее слово:
— Et in Arcadia ego! — Мальчик рассмеялся и помчался тратить на конфеты свои только что заработанные евро.
Указания, полученные от отца и сына, в конце концов вывели их на правильную дорогу. Питер медленно вел машину, пока Морин изучала окрестности с пассажирского сидения.
— Там! Это оно? Там, на холме?
Питер остановил машину около пологого склона, поросшего невысокими деревьями и кустарником. Из-за кустов виднелся верхний край прямоугольного надгробного камня.
