Тут Китти отошла в сторону. Его протянутая рука повисла в воздухе.
— Спасибо, но, думаю, мне это не подойдет.
Натаниэль насупился:
— Жаль. Так как насчёт моего первоначального предложения? Вы согласны?
— Я хочу поговорить с Якобом.
— Да вот же он стоит.
Волшебник небрежно отошёл на несколько шагов. Я тоже отступил подальше. Девушка придвинулась поближе к Гирнеку.
— С тобой точно всё в порядке? — шепнула она. — Ты такой молчаливый…
Фолиот отпустил его горло, но пошевелил когтями у него перед носом в качестве сдержанного напоминания. Парень слабо кивнул:
— Со мной все отлично. Отлично.
— Я собираюсь принять предложение мистера Мэндрейка. Ты ничего не хочешь сказать?
Слабая-слабая улыбка.
— Нет-нет, Кэтлин. Ты можешь ему довериться.
Она поколебалась, кивнула, обернулась:
— Ну, хорошо. Мистер Мэндрейк, я так понимаю, что вы не хотите медлить ни минуты. Где ваша машина? Я отвезу вас туда, где посох.
Во время путешествия Натаниэль представлял собой беспорядочное смешение эмоций. На его лице одновременно отражались восторг, возбуждение и нескрываемый страх — в целом довольно неаппетитное зрелище. На месте ему не сиделось — он ерзал, то и дело оборачивался, чтобы взглянуть в заднее окно на проносящиеся мимо городские огни. С девушкой он обращался с навязчивой любезностью и в то же время с почти неприкрытым пренебрежением, то забрасывал её вопросами, то переходил на завуалированные угрозы. Все остальные пассажиры, в отличие от него, были суровы и сдержанны. Гирнек и Китти напряжённо смотрели вперёд (у Гирнека по-прежнему висел на шее фолиот). Шофер, отделенный от нас стеклом, был просто виртуозом бесстрастности.
[93]
Я же, хотя и был вынужден из-за недостатка места обернуться стоической морской свинкой, зажатой между ногой девушки и бардачком, держался, как всегда, с достоинством.
Мы степенно катили по ночному Лондону. На улицах не было ни души. Звезды над крышами начали мало-помалу гаснуть — стремительно приближался рассвет. Монотонно гудел мотор. Четыре красных огонька, невидимые Натаниэлю, подпрыгивали и раскачивались над самой крышей машины.
Девушка, в противоположность моему хозяину, вела себя очень сдержанно. Мне пришло в голову: она, должно быть, знает, что он её обманет, — посмотрим правде в глаза, чтобы догадаться об этом, не надо обладать разумом джинна. И тем не менее она спокойно ехала навстречу своей судьбе. Морская свинка грустно покачала головой. Я более, чем когда-либо, восхищался решимостью Китти — и тем, с каким благородством она её проявляла. Вот она, свобода воли! Я не могу себе позволить подобной роскоши в этом мире.
Повинуясь указаниям девушки, мы проехали на юг через центр города, пересекли реку и очутились в бедном районе, застроенном мелкими фабриками и скромными магазинчиками, вокруг которых теснились обветшавшие доходные дома, в основном трехэтажные. На улицах уже появились первые пешеходы, которые, сутулясь, торопились на работу. Мимо проплыла пара полуафритов и один дородный бес-посланец, с трудом волочащий гигантский сверток. Наконец мы свернули на узкую улочку с булыжной мостовой, которая проходила под низкой аркой и упиралась в заброшенные конюшни.
— Здесь.
Девушка постучала в стеклянную перегородку. Деревянная колода припарковала машину у тротуара и застыла, ожидая приказов. Остальные вышли, окоченевшие и продрогшие от утреннего холодка. Морская свинка расправила свою сущность и снова приняла облик Птолемея. Я огляделся и увидел зависшие вдалеке следящие шары.
По обе стороны от нас тянулись ряды узких беленых домиков, где раньше обитали кучеры. Тут и теперь кто-то жил, но в целом квартал выглядел несколько заброшенным. Девушка, не говоря ни слова, направилась к ступенькам, ведущим вниз, к двери подвала. Натаниэль, подталкивая перед собой Гирнека, последовал за ней. Я замыкал шествие.
Хозяин обернулся ко мне и сказал через плечо:
— Если она выкинет какой-нибудь фокус, убей её.
— Нельзя ли уточнить? — осведомился я. — Какой именно фокус? Фокусы с картами или индийской верёвкой считаются?
Он смерил меня убийственным взглядом.
— Все, что может нарушить моё соглашение с ней, всё, что может причинить мне вред или способствовать её бегству. Так ясно?
— Как божий день!
Девушка пошарила в темноте у двери и вытащила из какой-то щели ключ. Мгновением позже дверь со скрипом распахнулась. Не говоря ни слова, Китти переступила порог. Мы трое ввалились следом.
В течение некоторого времени мы петляли друг за другом по каким-то подвальным помещениям: Китти, Гирнек, Натаниэль и я словно плясали какую-то медленную и унылую летку-енку. Девушка, по всей видимости, хорошо знала дорогу. Она периодически щёлкала выключателями, пригибалась перед низкими дверными проемами, в которых мы, остальные, стукались лбами, и ни разу не оглянулась назад. Это был настоящий лабиринт. Я даже начал подумывать о том, не уместнее ли сменить облик на минотавра.
Оглядываясь назад, я неизменно видел отсвет как минимум одного шара, летящего следом. За нами по-прежнему наблюдали издалека.
Когда девушка наконец остановились, мы очутились в небольшом боковом ответвлении главного подвала. Она включила хилую лампочку. Помещение было пустым, если не считать поленницы в дальнем углу. С потолка капала вода и ручейками расползалась по полу. Натаниэль сморщил нос.
— Ну? — бросил он. — Я ничего не вижу. Девчонка подошла к поленнице и ткнула ногой куда-то под бревна. Раздался скрип, и часть кирпичной стены медленно отошла в сторону, открыв зияющий чёрный провал.
— Стойте где стоите! Не входите туда.
Мой хозяин впервые оставил Гирнека одного, поспешно подошёл и встал между Китти и потайной дверью.
— Бартимеус, войди внутрь и доложи о том, что ты там увидишь. Если посох там, принеси его мне.
Я приблизился к двери — куда более опасливо, чем то мне свойственно. Я окружил себя Щитом на случай, если внутри подстерегают какие-либо ловушки. Подходя к двери, я ощутил предостерегающую вибрацию на всех семи планах, что говорило о присутствии могущественной магии. Я осторожно просунул голову в дверь и огляделся.
За дверью обнаружилось нечто вроде шкафа-переростка: убогая дыра, наполовину заставленная дешевыми финтифлюшками, которые девчонка и её приятели наворовали у волшебников. Стеклянные шары, металлические коробки — короче, разнообразное барахло, ничего особо ценного.
[94]
