Довольно трудно проследить, какого курса придерживался князь Фердинанд в своей внешней политике, потому что он взял за правило не связывать себя с какой-то одной линией поведения. Как человек беспринципный, руководствовавшийся лишь собственными интересами, он предпочитал вести politique de bascule (политика качелей – фр.), заигрывая то с одной, то с другой державой, в зависимости от того, какую из них он считал более подходящей для осуществления этих интересов. Так, в 1907 году Болгария и Сербия оказались на грани войны из-за непрекращающихся попыток последней поделить Македонию на сферы влияния. Тогда князь обратился к Австрии, поскольку не хотел, чтобы марш болгарской армии на Белград был остановлен, как это случилось в 1885 году, когда в дело вмешался граф Хевенхюллер.
[48] Предложение дружбы было благожелательно принято, но как только угроза войны миновала, его мысли потекли в ином направлении.
Князь Фердинанд давно лелеял надежду превратить свое княжество в независимое королевство, и двадцатая годовщина его восхождения на престол, которую предполагалось отметить созывом в Тырнове Большого национального собрания (в нем должны были участвовать все депутаты, когда-либо заседавшие в парламенте), могла послужить для благодарной нации подходящим предлогом, чтобы предложить князю царскую корону. Его высочество, как обычно в таких случаях, осторожно держался в тени, предоставляя всю черную работу другим. У иностранных представителей осторожно выспрашивали их мнение, также были запущены пробные шары, подготавливающие публику к предстоящему событию. Хотя мысль о том, чтобы польстить таким образом тщеславию князя, занимала лишь нескольких заинтересованных политиков и генералов, тем не менее все ожидали, что он будет провозглашен царем на одном из банкетов в честь празднования годовщины и что он подчинится этому douce violence (приятному насилию – фр-). Однако Австрия, чьи планы по аннексии Боснии и Герцеговины тогда еще полностью не созрели, сочла, что психологический момент для столь открытого нарушения Берлинского трактата еще не пришел. Поэтому она потребовала недвусмысленного ответа на вопрос, будет провозглашена независимость или нет, и предупредила князя, что император не признает такого изменения статуса княжества. Хотя его высочество в то время находился за границей, он сразу же опубликовал манифест, в котором он уверил своих подданных, что их князь «s’est imposè d’autres devoirs envers la nation et ne saurait s’occuper de vaines questions de formalitès, de titres et de satisfaction personelle» («занят своими обязанностями по отношению к народу и не считается с пустыми вопросами формальностей, титулов и личного удовлетворения» – фр.). Впоследствии он повторил эти заверения как императору в Ишле,
[49] так и барону Эренталю в Вене; торжества в Тырнове были отменены, и юбилей скромно отпраздновали в Софии. Наложив вето на объявление независимости Болгарии, австрийский император постарался подсластить пилюлю и пожаловал князю звание полковника австрийской армии, но этот знак внимания не мог загладить нанесенной обиды. По его словам, произнесенным в беседе с доверенным другом, с ним обошлись «d’une manière indigne» («оскорбительным образом» – фр.), и, когда ему представится благоприятная возможность для объявления независимости Болгарии, он примет меры, чтобы за час до этого никто и не догадывался о его намерениях.
Заигрывая с Австрией, князь не оставлял без внимания и Россию. На православный новый год император, сыграв на слабостях князя, пожаловал ему орден Святого Андрея Первозванного, украшенный бриллиантами. В сентябре следующего года его величество назначил великого князя Владимира своим представителем в Софии на церемонии открытия памятника царю-освободителю Александру II, воздвигнутого болгарским народом. Политическое значение этого визита состояло, главным образом, в том, что впервые после войны с Японией Россия демонстрировала оживление активного интереса к Балканам и желание восстановить свое влияние в Болгарии. Радушный прием, оказанный российской делегации всеми слоями общества, также был показателен. Он свидетельствовал о том, что, несмотря на интриги, к которым Россия прибегала в прошлом, чтобы подорвать независимость княжества, неизменным оставался тот факт, что именно России Болгария обязана своим освобождением и только на Россию может она надеяться в деле осуществления своей мечты о Великой Болгарии, проектировавшейся в Сан-Стефанском договоре. С другой стороны, поразительные успехи, достигнутые княжеством, и высокая боеспособность его армии были для великого князя и его спутников большой неожиданностью. В первый раз им стало понятно, что хотя Болгария и связывает свои надежды на будущее с Россией, но теперь она перестала быть полностью от нее зависимой и становится фактором, с которым ей необходимо считаться. Острый ум князя не замедлил отметить тот факт, что его сотрудничество нужно как России, так и Австрии, и что в его интересах не дать им объединиться, чтобы оставить себе свободу принять ту сторону, которая предложит за это сотрудничество наибольшую цену.
В начале следующего года князь Фердинанд решил уволить своих советников-стамболистов, которые за пять лет своего пребывания на этой должности успели нажить небольшие состояния, и позволить другим партиям, как он выразился, «отхватить свой кусок пирога». В качестве их преемников он выбрал демократов во главе с Малиновым, но, по своему обыкновению, настоял, чтобы военным министром и министром иностранных дел были назначены люди, не принадлежащие к Демократической партии, дабы удерживать контроль над этими двумя министерствами в своих руках. Результатом выборов, последовавших за роспуском собрания, была полная победа нового кабинета министров; но можно понять, каковы были методы конституционного правления, принятые в то время в Болгарии, если учесть, что стамболисты, которым в предыдущей палате принадлежало в два раза больше мест, чем их соперникам, вообще не прошли в новую палату, а демократы, ранее имевшие только двух представителей в парламенте, завоевали 173 места от общего числа 203.
Глава 7
1908–1910
Болгария и младотурецкое движение. – Державы признают князя Фердинанда царем Болгарии. – Мое пребывание в Голландии. – Назначение послом в Санкт-Петербург
Весной 1908 года британское правительство выдвинуло далеко идущий план реформ для Македонии, который был с большим удовлетворением встречен в Болгарии; неприязненное отношение России к этим предложениям еще больше подтолкнуло Болгарию к сближению с Великобританией. Однако в конце июля на политической сцене внезапно возник новый фактор – конституционное движение в Турции, и это событие застало Европу врасплох. Первой реакцией в Софии был скептицизм, и имперский декрет, восстанавливающий действие Конституции 1876 года, посчитали уловкой с целью выиграть время и тем самым уклониться от проведения реформ. По этой причине первые предложения, сделанные младотурками македонским комитетам, были отклонены; но по мере того, как конституционное движение набирало силу, встал вопрос о том, как новое положение дел отразится на интересах Болгарии. С одной стороны, предполагалось, что конституционный режим, если он действительно будет реализован, даст болгарскому контингенту в Македонии возможность развиваться как политически, так и экономически, с другой стороны, были опасения, что это может поставить под угрозу болгарские национальные интересы в Македонии. Правительство, не зная, поддерживать это движение или противодействовать ему, выбрало выжидательную позицию, но пока оно обдумывало свою политику, в Константинополе произошло событие, определившее его выбор. Представитель Болгарии не получил приглашения на обед в честь дня рождения султана, который министр иностранных дел Турции давал для глав иностранных миссий, на том основании, что данный обед предназначался для представителей иностранных держав и если с господином Гешовым ранее обращались как с членом дипломатического корпуса, то это оплошность дворцовых служб. После этого господин Гешов получил приказ возвратиться в Софию. Этот инцидент, каким бы ничтожным он ни был, поставил вопрос о международном статусе Болгарии; в правительстве почувствовали, что, если они сейчас уступят в вопросах этикета, впоследствии им придется отказаться от других прав и привилегий, основанных на ряде прецедентов, противоречащих условиям Берлинского трактата. Номинальное право Турции на верховную власть в прошлом служило лишь только источником постоянных трений, и поэтому там решили разорвать существующую связь. Момент для такого шага был выбран очень удачный. Они знали, что Австро-Венгрия планирует аннексию Боснии и Герцеговины, и, поскольку князь Фердинанд собирался навестить австрийского императора в Будапеште, было нетрудно договориться о том, чтобы два эти события прошли одновременно. Очень своевременная забастовка на Восточной железной дороге и последующая остановка движения во всей Южной Болгарии дала им еще один лишний предлог, затрагивавший национальные чувства гораздо сильнее, чем инцидент с Гешовым, и они немедленно заняли болгарскую часть дороги. Удержание дороги было столь важно для успеха кампании за независимость, что, даже когда забастовка закончилась, правительство, несмотря на представления держав, вынесло 28 сентября решение не возвращать ее компании. После этого события начали развиваться стремительно, и 4 октября на заседании Совета министров, проходившем под председательством князя, только что вернувшегося из Венгрии, было принято решение о провозглашении независимости. На следующий день в древней столице Тырново его высочество был торжественно провозглашен царем Болгарии.
