2 ноября
«Терещенко, которого я встретил сегодня в Совете республики, сказал мне, что Скобелев сегодня взял курс на примирение и заявил, что указания, полученные им как представителем, являются не требованиями, а пожеланиями русской демократии относительно позиции, которую должен занять ее делегат в случае, если упомянутые вопросы будут подняты на конференции. Вопрос о том, будет ли Скобелев сопровождать его в Париж, не будет решен вплоть до закрытия прений в понедельник, 5 мая. Терещенко сильно обеспокоен недавним заявлением палаты общин о том, что конференция будет посвящена исключительно ведению войны. Это сильно затруднило его положение, поскольку, хотя ведение войны конечно же должно стать основным предметом обсуждения, не стоило говорить российской демократии в такой критический момент, как сейчас, что всякое обсуждение наших целей войны будет пресечено».
3 ноября
«Верховский, военный министр, подал в отставку. Он всегда настаивал на том, что если держать войска в окопах, то необходимо им сказать, за что они сражаются, и поэтому надо опубликовать наши условия заключения мира и возложить ответственность за продолжение войны на Германию. На последнем заседании президиума Совета республики вчера вечером он, по-видимому, совсем потерял голову, заявив, что Россия должна немедленно заключить мир и затем, когда мир будет установлен, должен быть назначен военный диктатор, чтобы обеспечить поддержание порядка. Когда Терещенко, которого поддержали все остальные члены президиума, потребовал отзыва этой декларации, он подал в отставку, которая была принята».
3 ноября
«Сегодня после полудня прибыл отряд из курсантов военного училища для защиты посольства, что указывает на приближение бури».
5 ноября
«Сегодня утром я услышал, что Исполнительный комитет Совета решил сформировать правительство, и в половине первого один из курсантов прислал мне записку, в которой говорилось, что большевики сместят министров с занимаемых ими постов в течение ближайших нескольких дней.
В час дня прибыли три министра, которых я пригласил на завтрак в посольство, – Терещенко, Коновалов и Третьяков. Все они были совершенно невозмутимы. На мое замечание, что после того, что я прочитал сегодня утром в газетах, я почти не надеялся их увидеть, они сказали, что эти сообщения по меньшей мере преждевременны. Терещенко затем сказал мне, что накануне вечером он встречался с Керенским и убедил его дать приказ об аресте Исполнительного комитета Совета, но после его ухода этот приказ был отменен по совету третьего лица. Все трое уверяли меня, что у правительства достаточно сил, чтобы справиться с ситуацией, хотя Третьяков отозвался о Керенском очень пренебрежительно, сказав, что он слишком социалист, чтобы можно было надеяться, что он покончит с анархией. Я сказал ему, что не понимаю, как уважающее себя правительство может позволить Троцкому призывать народ к грабежам и убийствам и при этом оставаться на свободе. Коновалов ответил, что он вполне с этим согласен. Русская революция, заметил он, прошла через несколько стадий, и теперь мы добрались до последней. Он полагает, что еще до моего отъезда в Англию ситуация коренным образом переменится. Повернувшись к Терещенко, я сказал: „Я до тех пор не поверю, что мы действительно уезжаем, пока мы не сядем на поезд“. – „А я, – ответил он, – до тех пор, пока мы не пересечем шведскую границу“.
Если Керенский не согласен безраздельно связать свою судьбу с теми из его коллег, кто выступает за твердую последовательную политику, он должен уйти, и чем скорее, тем лучше. Сейчас правительство так только называется, и хуже, чем сейчас, положения не будет. Даже если правительство уступит власть большевикам, они долго не продержатся, и рано или поздно произойдет контрреволюция.
Терещенко сегодня вечером выступал в Совете республики, но, когда вопрос поставили на голосование, большинство было против правительства. Принятая резолюция хотя и осуждает планируемое большевиками восстание, однако всю ответственность за сложившийся кризис возлагает на нынешнюю власть. Чтобы спасти положение, говорится в ней, необходимо незамедлительно передать права на землю в руки земельных комитетов, а также убедить союзников опубликовать свои условия и начать мирные переговоры. Более того, чтобы покончить со всяким контрреволюционным или подрывным движением, рекомендуется создать Комитет общественного спасения, составленный из представителей органов революционной демократии, который действовал бы в согласии с правительством».
6 ноября
«Терещенко сказал мне, что вчера вечером в пригородах и некоторых районах города были беспорядки, что большевики планировали организовать вооруженную демонстрацию, но в последний момент у них не хватило смелости – и она была отменена. Более того, они сформировали военно-революционный комитет, который распорядился, чтобы войска не подчинялись никаким приказам, кроме тех, что подтверждены этим комитетом.
Сегодня в три часа ночи был наложен арест на типографии нескольких большевистских газет, которые правительство решило закрыть, и Терещенко полагает, что это послужит поводом к большевистскому восстанию. Он убеждает Керенского арестовать членов военно-революционного комитета и ни в коем случае не выедет в Лондон до тех пор, пока положение не прояснится».
7 ноября
«Вчера вечером Исполнительный комитет Совета решил арестовать министров и организовать свое правительство. Когда сегодня утром я позвонил в министерство, мне сообщили, что Терещенко отказался от мысли поехать в Лондон и что он не может со мной встретиться. Немного позднее я узнал, что все войска гарнизона подчиняются приказам большевиков и что весь город, включая Государственный банк, вокзалы и почтамт, у них в руках.
Все министры находятся в Зимнем дворце, и их автомобили, оставленные без охраны на прилегающей площади, были или повреждены, или захвачены солдатами. Около десяти утра Керенский послал офицера, чтобы тот достал ему другой автомобиль. Офицер нашел Уайтхауза, одного из секретарей посольства Соединенных Штатов, и уговорил его одолжить Керенскому свою машину с американским флагом. Они вместе поехали в Зимний дворец. Керенский сказал Уайтхаузу, что предполагает выехать в Лугу, чтобы присоединиться к войскам, которые были сняты с фронта. Он умолял союзных послов не признавать большевистское правительство, поскольку он надеялся вернуться 12 ноября и привести с собой достаточно войск, чтобы восстановить положение.
В 4 часа утра Временное правительство вызвало казаков, но последние отказались действовать в одиночку, поскольку они не простили Керенскому, что после июльского восстания, когда многие их товарищи погибли, он не позволил им разделаться с большевиками, а также то, что он объявил выбранного ими вождя, Корнилова, изменником. Около 8 утра из Кронштадта прибыли крейсер „Аврора“ и три других корабля и высадили десант матросов, и в то же время подразделения автомобильной роты, первоначально заявлявшие о своей верности правительству, перешли на сторону большевиков. Хотя в течение дня периодически слышалась стрельба, но большевики не встретили практически никакого сопротивления, поскольку правительство не позаботилось о том, чтобы организовать какие-либо силы для своей защиты. Во второй половине дня я прошел вдоль набережной до площади перед Зимним дворцом и издали наблюдал, как войска окружили одно из правительственных зданий и требовали его освободить. На самой набережной все было более или менее спокойно, только группы вооруженных солдат расположились у мостов».
