Для Эллисона объективизм стал всеобъемлющей идеологией, которая направляет течение всей его жизни столь же безоговорочно, как других направляют религиозные учения, с единственной разницей: в объективизме нет «мистики» и разных сомнительных ссылок на Всемогущего, обычных для верующих. У меня складывалось впечатление, что при каждой беседе с тем или иным объективистом меня понемногу, даже ненамеренно, пытаются обратить, окрестить, привести ко Христу в образе покойной еврейки.
Подобно тому, как ревностные христиане читают Библию, а ревностные иудеи с ранней юности изучают Талмуд, те, кого влечет к гранд-даме радикального капитализма, обычно приступают к самообразованию в подростковом возрасте или чуть позже. Эллисон начал читать Рэнд, когда ему было двадцать. В те годы он изучал в университете финансы и экономику. Он зашел в книжный магазин, и его внимание привлекло название книги «Капитализм. Незнакомый идеал». Эллисон — первый из встреченных мною объективистов, чье обращение в веру началось не с романов. В антологии «Капитализм», опубликованной в 1967 году, был представлен бронебойный прикладной объективизм — такой же притягательный и остроумный, как какая-нибудь методичка по боевой подготовке.
«Название покорило меня», — признался Эллисон. Он читал и наслаждался. Эссе Гринспена (запредельно радикальные) он нашел не только «блистательными», но и «ироничными» — в свете того, какие посты их автор позже занимал в правительстве и в Федеральной резервной системе. Я усомнился, что эпитет «ироничные», пусть точный, подходит к эссе Гринспена, который ратовал за возвращение золотого стандарта, отмену антимонопольных законов и устранение всех видов регулирования. Также мне было трудно понять, как этот приветливый джентльмен, ученый (в университете Уэйк Форест Эллисон считается выдающимся преподавателем) может придерживаться столь радикальных взглядов. В обществе яростных объективистов я часто испытывал подобное недоумение.
Изучив антологию «Капитализм», Эллисон перешел к романам и другим произведениям Рэнд. В конечном итоге, сказал он, его система верований обрела определенную структуру, и он еще больше убедился в правильности этой системы. «Когда я прочитал все, у меня появилось некое ощущение… Я назвал бы его ощущением нравственной достоверности, — объяснил он. — Подход Рэнд был очень систематичным: от метафизики через эпистемологию, этику и политику — к эстетике». А потом Эллисон рассказал мне, явно привычными словами, как сильно объективизм повлиял на ход его жизни и работу его банка «благодаря своей доскональности, структурированности и систематичности».
Все это не показалось мне особенно убедительным, но в одном мы с ним все-таки сошлись: во всех своих книгах Рэнд анализирует отношения между персонажами с хирургической точностью (только без свойственного врачу милосердия). Особенно явственно это видно в «Атланте». «Это очень мощный подход, — согласился Эллисон. — И справедливый». Можно долго рассуждать об индивидуальности, особенно когда эта индивидуальность хлещет через край. Разумеется, можно спорить о выгодах, которые обещает негосударственный капитализм. Но кто будет возражать против справедливости? Эллисон сказал мне, что взгляд Рэнд на семейные отношения помог ему разобраться в собственных отношениях и «заставил ясно понять, с какими людьми <ему> хочется быть рядом». Жена Эллисона прочитала роман «Атлант расправил плечи» после знакомства с ним, и это помогло молодым людям сблизиться.
Это одна из самых привлекательных черт Рэнд, которую не всегда способны оценить неверующие. Она не только упорно ратовала за капитализм, призывая вернуть государство обратно в каменный век, она была еще и своеобразной предшественницей доктора Фила. «Рэнд твердо настаивает на том, что прежде всего необходимо принимать логичные решения, основанные на фактах», — сказал мне Эллисон, когда мы сидели в той части холла, которая была выгорожена под коктейль-бар. (В данном случае он принял логичное решение не заказывать никаких напитков, и я решил последовать его примеру.) «Реальность, — продолжал мой собеседник, произнеся это слово с большим убеждением. — Рассматривайте свой разум как инструмент, который позволит вам выжить, преуспеть, достигнуть счастья. Поступать нужно исходя из разумного эгоизма: на мой взгляд, это очевидно. Извлекать выгоду из отношений с людьми и не приносить в жертву себя. Мы ведь действительно торговцы, мы меняем одну ценность на другую, мы пытаемся поладить друг с другом… словом, главная движущая сила в нашей жизни — это не что иное, как взаимовыгодный обмен».
Кто бы стал возражать против взаимовыгодного обмена и того, что в своих действиях следует руководствоваться разумом? Конечно, эти лозунги звучат куда более привлекательно, чем призывы всех программ социальной защиты вместе взятых. В какой бы экономической системе вы ни существовали, такой тип мышления является в высшей степени притягательным. Ведь в разумном эгоизме нет ничего дурного, а самопожертвование — ив самом деле не самое лучше качество, если рассматривать его с точки зрения Рэнд.
«Это очень мощный нравственный ключ к успешным взаимоотношениям», — продолжал Эллисон. В нашем разговоре он частенько использовал слово «мощный», но я вынужден был с ним соглашаться — по крайней мере, когда речь шла о персонажах романа «Атлант». Даже когда те изменяли друг другу, от них так и веяло нравственностью в понимании Рэнд. В ее произведениях неверные супруги не устраивают игрищ на сеновале: они сознают высшие достоинства друг друга, отчего, конечно, измена кажется не такой грязной. Возражения, приведенные в книге Альберта Эллиса, разрушающего эти самые представления с методичностью взбесившейся газонокосилки, начисто позабылись, пока я выслушивал неспешную, ласкающую ухо речь Эллисона.
Между прочим, все неэкономические доводы Рэнд в интерпретации Эллисона звучали весьма осмысленно. Рассуждения этого человека были, наверное, «мощными» — но это только до тех пор, пока не задумаешься как следует. В числе объективистских концепций, которые мне было трудно осмыслить, была теория о том, что такого явления, как столкновение интересов, не существует. Если вы полагаете, будто наблюдаете столкновение интересов, говорила Рэнд в «Атланте» устами одного из персонажей, вам следует «проверить исходные положения».
Эту же точку зрения Рэнд развивала в «Добродетели эгоизма», утверждая, что «среди разумных людей нет конфликта интересов даже тогда, когда дело касается любви. Как и любая другая ценность, любовь — не какая-то статичная масса, которую надо разделить между всеми, а безграничное чувство, которое надо заслужить».
[60] В «Атланте» Рэнд вынуждает героев занимать эту позицию каждый раз, когда Дэгни бросает их. В «Источнике» Говард Рорк демонстрирует такое же отношение, когда испорченная богатая девчонка Доминик Франкон без любви выходит замуж за газетного магната Гейла Винанда, несмотря на то что хочет Рорка. Рорк не возражает, даже когда Доминик из кожи вон лезет, чтобы его не взяли работу — и это во время Великой депрессии! (Ее действия обусловлены рациональными, объективистскими соображениями, но все равно кажутся странноватыми.)
«Есть ли здесь столкновение интересов? Я не знаю, — сказал Эллисон, — однако, мне кажется, эти столкновения не такие сильные, как может показаться. Разве вам бы хотелось, чтобы за вас вышла женщина, которая любит другого? Конечно же, нет.
