Приземлившись, он оттолкнулся от земли снова и, взвившись в воздух, всадил костяшки кулака точно в углубление за ухом Данко. Боль была ошеломляющая. Почти ослепший, Данко увидел, как в темноте перед глазами расцветают беззвучные вспышки. Потом ему показалось, что его огрели бревном, но на самом деле это он сам упал на землю лицом вниз.
Когда он поднял голову, коварный убийца удирал во все лопатки вдоль озера.
— Стой! — крикнул Данко.
Понимая, что словами беглеца не остановишь, он попробовал подняться на ноги, но не сразу смог преодолеть земное притяжение, ставшее вдруг во много раз сильнее. Когда же получилось встать, тайца и след простыл. Вместо него на месте драки появился запыхавшийся Роднин.
— Пхонг умер, — отрывисто сообщил он. — Нужно убираться отсюда, пока не поздно.
— Давай лучше сами вызовем полицию и все объясним.
— И угодим за решетку, — добавил Роднин. — Даже не думай об этом. Уходим. Пусть мертвые сами хоронят своих мертвецов.
— Это из Библии? — догадался Данко.
— Кажется. А может и нет. Но цитата в любом случае правильная. Пхонгу мы уже не поможем, а сами влипнем.
Ночь, обступившая их, нашептывала то же самое. Данко подчинился.
* * *
Остановив «лексус» возле ярко освещенного входа в отель, Роднин внимательно посмотрел на Данко:
— Хреново выглядишь. Здорово он тебе врезал?
— Тошнит слегка. Но это не самое плохое.
Данко умолк. Друг уже дал ему возможность выговориться, пока они бродили по Сукхумвит-Роуд. Зачем повторяться? Все уже давно сказано, да и без слов ясно. Случилось ужасное. Настолько ужасное, что притупило все чувства и мысли, породив некоторое отупение, без которого Данко, скорее всего, давно бы свихнулся. А так он был словно под наркозом. Это как-то помогало мириться с действительностью.
Повторный визит в «Красный дракон» ничего не дал. Черноглазый официант, разумеется, встречать друзей не вышел. Его собратья, больше смахивающие на вышибал, выстроились перед пришельцами, упорно отказываясь понимать вопросы Роднина. Лишь показывали знаками уйти, приговаривая: «Гоу, гоу».
Тонкая ниточка, за кончик которой ухватились было друзья, оборвалась. Данко не был уверен, что подвернется вторая. Светлячок его надежды был готов утонуть в мрачной пучине отчаяния.
— Постарайся уснуть, Дан, — заботливо сказал Роднин, продолжая смотреть на товарища.
— Лучше бы сразу умереть…
— Кончай эти упаднические настроения. Завтра начнем сначала. Я завтра пораньше отправлюсь в этот чертов ресторан. Там утром не должно быть такой толпы официантов. Пошепчусь с персоналом, что-нибудь выясню.
— Денег дать? — спросил Данко.
— Без расходов не обойтись, — уклончиво ответил Роднин.
— Вот, держи…
— Постой, ты же без наличности останешься.
— Завтра с карты сниму.
Двигаясь устало, как старик, Данко открыл багажник и стал выгребать оттуда пакеты с покупками.
— Помочь донести? — спросил Роднин.
— Нет, Женя. Я сам. Хочу остаться один, извини.
— Понимаю. Тогда жди завтра. Надеюсь, приеду с новостями.
— Я тоже надеюсь, — пробормотал Данко. — Но не очень.
— Надежда умирает последней, — изрек Роднин.
Это было настолько банально, что даже отвечать ему не хотелось. Расставив руки с пакетами, Данко хмуро попрощался и скрылся за раздвижными стеклянными дверями.
Как и несколько часов назад, друзья не обращали внимания на находящихся поблизости людей, иначе, возможно, заметили бы молодого тайца, поднесшего мобильник к губам, чтобы тихо доложить:
— Вошел. Один.
Не подозревая, что он стал объектом слежки, Данко направился к лифту, но, встретившись с умоляющим взглядом коридорного, позволил тому завладеть своими вещами. Парнишке очень хотелось заработать чаевые. Что ж, пусть в этом мире хоть кому-то станет немного лучше, если счастья на всех не хватает.
А ведь несколько дней назад Данко Максимов был по-настоящему счастлив, но не понимал этого!
Он подумал об этом, пока они поднимались в лифте. Осознание того, что произошло нечто непоправимое, заставило его поморщиться. Находящийся где-то внизу парнишка бросил на него настороженный взгляд. Данко заставил себя ободряюще улыбнуться. Коридорный тоже улыбнулся — облегченно. Решил, наверное, что у постояльца заболел зуб или схватило живот.
В этот момент что-то щелкнуло в мозгу Данко и там зазвучал сигнал тревоги. Опасность! Опасность! Опасность! Что-то было не так. Что-то совсем рядом.
Вспомнилась ужасная смерть Пхонга, поединок с его убийцей. Кому-то очень мешали поиски, начатые Данко. Ему хотели помешать. Настолько сильно хотели, что не останавливались перед убийством. А что если, избавившись от информатора, неведомые враги попытаются теперь убрать со сцены самого Данко?
— Хороший ночь, — сказал парнишка по-английски. — Ночной жизнь Бангкок лучший.
— And night death, too, — машинально ответил на это Данко. — И ночная смерть тоже.
Улыбка слетела с лица коридорного, как будто ее приклеила, а теперь сорвала невидимая рука. Весь обвешанный пакетами, он напоминал зверька, опасливо выглядывающего из норки.
— Шутка, — сказал Данко.
Парень побледнел. Возможно, принял слово «joke» за угрозу.
Двери лифта разъехались в стороны, открывая обзор на холл, очень современный и совершенно безликий. Здесь никого не было. Засада не поджидала Данко и в пустом коридоре, хотя ощущение близкой опасности не исчезло, а, наоборот, только усилилось. Он инстинктивно замедлил шаги. Парнишка обогнал его, шурша пакетами, которыми задевал стену.
Прежде чем последовать за ним, Данко оглянулся. Позади не было ни души. Он посмотрел прямо перед собой. Тоже никого, если не считать коридорного, который свалил вещи на пол и достал пластиковую карточку, заменяющую ключ от двери. Стоящий в нескольких шагах Данко отчетливо видел отросшие щетинки на его лице, ворсинки на курточке, желтую, как будто вылепленную из воска, руку. И две выпуклые никелированные цифры на двери: «1» и «3».
«Плохое число», — прозвучал внутренний голос.
— Стоп, — сказал Данко коридорному.
Тот замер, повернув лицо, на котором было написано: «Как ты меня уже достал! Такой большой вымахал, а мозги как у маленького ребенка. Совершенно непредсказуемый тип. Интересно, великаны все такие?»
Данко полез в карман за своей собственной карточкой.
— Я открою дверь сам.
Коридорный, уже почти заработавший чаевые, отрицательно покачал головой.
— It’s a pleasure of my, — ответил он с ужасающим акцентом.
