Со своей искалеченной рукой тот больше не представлял угрозы, как тогда, в парке, когда сумел нокаутировать Данко.
Таец что-то залопотал, гримасничая и делая жесты неповрежденной рукой.
— Просит его пощадить, — перевел Роднин. — У него семья, дети…
— А у меня семьи нет, значит?
Моментально потеряв голову, Данко поднял пленника, как тряпичную куклу, встряхнул и бросил себе под ноги. На этот раз таец не закричал, а лишь застонал, кашляя и кривясь. Из его рта вытекла капля ярко-красной крови.
— Говори! — рявкнул Данко.
В ответ прозвучала новая порция непонятной ему тарабарщины. Он вопросительно посмотрел на товарища.
Роднин пожал плечами:
— Так ты ничего не добьешься. Он отказывается с тобой говорить. Ты бешеный. В смысле, так он считает.
— Да я его…
Роднин повис на руках Данко, протянувшихся, чтобы сомкнуться на горле упрямца.
— Не надо, Дан… Погоди… Выслушай меня…
— Что?
Данко наконец остановился, повернувшись к товарищу.
— Я сам его допрошу, — сказал Роднин. — Он мне все выложит как миленький. Знаешь этот прием, когда допрос поочередно ведут злой полицейский и добрый полицейский? Злой уже свое дело сделал. Теперь выход доброго.
Пока они разговаривали, пленник лежал с закрытыми глазами. Его можно было бы принять за покойника, если бы не худая безволосая грудь, вздымающаяся от неровного, прерывистого дыхания. Но на лице Данко не появилось ни тени раскаяния. Оно закаменело от ненависти.
— Ладно, — согласился он, отвернувшись. — Спрашивай ты, а то я за себя не ручаюсь. Столько дней на нервах.
— Отлично, — обрадовался Роднин. — Сядь в сторонке, расслабься, а я с ним побеседую… — Он ненадолго перешел на тайский язык, после чего сообщил: — Его зовут Таксим. Ему было поручено разобраться со свидетелями, чтобы ты не узнал правду.
— Это я давно понял, — поморщился Данко. — Давай дальше. Кстати, почему ты не позвал меня, когда этот Таксим на тебя набросился?
— Думал, что сам справлюсь, — был ответ.
* * *
На самом деле Роднин надеялся, что до схватки дело вообще не дойдет. Он решил, что таец запрыгнет в свою лодку и поплывет дальше, но нет, тому приспичило завладеть сампаном. Видать, действительно весь бензин сжег, поэтому и решил провернуть обмен.
Спрашивать его об этом Роднин не стал, он задавал совсем другие вопросы. И те, которые действительно имели значение, и такие, что не несли в себе важной информации.
— Что он говорит? — нетерпеливо поинтересовался Данко, когда ему показалось, что допрос слишком затянулся.
— Он уже все сказал, — пробормотал Роднин, отыскивая взглядом нож Таксима. — Теперь мы знаем имя того гангстера, который похитил твоих женщин. И номер его телефона у нас есть. — Он показал мобильник, конфискованный у пленника. — Сейчас мы позвоним и обо всем договоримся.
— О чем договоримся? — не понял Данко.
— Могу тебя обрадовать, Дан, если это слово здесь уместно. Но новость действительно обнадеживающая…
— Так выкладывай! Что ты время тянешь?
— Юлю и Соню взяли не для продажи в публичный дом. — Не переставая говорить, Роднин сходил за ножом и вернулся к Таксиму. — Хозяин нашего драчливого малыша хочет получить выкуп. Его зовут Кунг Тулан, сейчас я его наберу…
— Тогда почему он до сих пор сам не позвонил? — удивился Данко.
— Хотел тебя помурыжить как следует. Чтобы ты выложил деньги не торгуясь.
— Сколько?
— Двадцать миллионов, — произнес Роднин бесцветным, невыразительным тоном.
— Они с ума сошли! — вскричал Данко. — У меня сроду таких денег не было.
— Успокойся. Это цена в батах.
— Сколько будет в долларах? Не могу сосчитать. Башка не варит.
— Примерно полмиллиона, — быстро ответил Роднин. — Пятьсот тысяч с хвостиком.
Пока они обменивались репликами, Таксим настороженно следил за ними, переводя черный, мутный от боли глаз с одного врага на другого. Он не вполне понимал, чего от него хотят. Этот белый, который ростом пониже, задал ему пару вопросов по существу, а потом принялся спрашивать всякую ерунду, не имеющую никакого отношения к делу. Высокий держался в стороне и, судя по непроницаемому выражению лица, понятия не имел, о чем идет речь.
Таксим был готов рассказать все, что ему известно. Он не собирался строить из себя героя и хранить молчание под страхом смерти. Нет, умирать Таксим не собирался. Да и за что? В похищении он участия не принимал, всего лишь убирал свидетелей. Не может быть, чтобы этим он заслужил себе смертный приговор. Тогда для чего белый человек взял нож? Нужно срочно успокоить обоих.
— Переведи, что я скажу, — заговорил Таксим, косясь на нож. — Я пальцем не тронул женщин. Да, я выполнял приказы. Но вам я не враг.
— Что он говорит? — спросил Данко.
— Собака! — выкрикнул Роднин. — Ты еще угрожать будешь?
Держа нож клинком вниз, как разбойники на картинках приключенческих романов, он замахнулся и ударил пленника в горло.
Заостренная сталь попала не в мякоть, а в кость ключицы, скользнув по ней и оставив глубокий, но не смертельный порез. Тогда Роднин нанес повторный удар, но и на этот раз не достиг цели, потому что Таксим успел выставить руку.
Один его палец повис на лоскуте кожи, из обрубка полилась кровь. На мгновение он убрал растопыренную ладонь, и этого времени оказалось достаточно, чтобы враг смог воткнуть нож прямо в его открытый глаз.
Звук был такой, словно проткнули подгнившее яблоко. Негромкий, но запоминающийся. Роднин закричал, чтобы не слышать его, но уже понял, что этот тошнотворный звук будет преследовать его до конца жизни. Продолжая издавать невнятные возгласы, он успел вонзить треугольное лезвие в глотку Таксима, до того как друг оттащил его.
— Рехнулся? — причитал Данко, удерживая вырывающегося товарища. — Ты что творишь? Что ты наделал, придурок? Зачем ты его? На хрена? С кого мы теперь спрашивать будем?
— Да уж не с него.
Роднин бросил взгляд на плюющегося кровью, задыхающегося, захлебывающегося Таксима. Поврежденная рука его обрела былую подвижность, когда он, икая и булькая, попытался зажать горло обеими руками. Это не помогало. Агония умирающего постепенно переходила в легкую утихающую дрожь.
С трудом отведя взгляд, Роднин перегнулся через борт. Его вывернуло. Он ополаскивал окровавленные руки в воде и блевал, ополаскивал и блевал. Когда Данко надоело наблюдать за этим, он схватил товарища за шкирку и яростно встряхнул:
— Хватит! Отвечай. Зачем ты это сделал?
— Лучше не спрашивай, — попросил Роднин слабым голосом, встал и стал осматривать одежду, проверяя, не осталось ли на ней пятен крови. — Тебе не надо этого знать.
