У Данко потемнело в глазах. Он намотал воротник Роднина на свои кулаки и приподнял его на цыпочки.
— Я сам решу, что мне надо знать, а что нет. Что произошло? Что Таксим тебе сказал?
Задавая вопросы, Данко встряхивал товарища так, словно хотел лишить его вяло болтающейся головы.
— Он… твою… Нет, не могу.
Роднин не смотрел на Данко. Из его мокрого рта несло рвотой, его руки висели по бокам, как плети.
Данко отпустил его, тоже уронив руки.
— Кто-то из моих… мертв?
За время короткой паузы он успел побледнеть как полотно и сглотнуть с таким усилием, словно это была не слюна, а свинцовый шар.
— Нет, что ты, что ты. — Роднин, всполошившись, замахал руками. — Обе живы, слава богу. Но… В общем, эта падаль… — Он указал на затихшего Таксима. — Эта падаль похвасталась, что… Соню.
Глагол был предусмотрительно пропущен, но Данко от этого легче не стало. Он понял. Перевел взгляд на искаженное лицо покойника, спросил тихо:
— Он — Соню? Мою Соню?
— Давай сейчас не делать из этого драмы, — поспешно произнес Роднин.
— Не делать драмы?
— Пойми, Дан, это могло быть бравадой. Он же бандит. Мозгов на грош, да и те отбиты. Ну, вздумалось этому подонку похвастаться. Мы не обязаны ему верить.
Данко посмотрел на товарища глазами, растянутыми в две непроницаемые щели.
— Но ты же поверил, Женя?
— Я? — Роднин потупился, утирая губы тыльной стороной ладони. — Не то чтобы…
— Тогда почему убил Таксима?
Оба одновременно посмотрели на труп у своих ног.
— Разозлил он меня, — произнес Роднин, цедя слова сквозь оскаленные зубы. — Не надо было болтать своим поганым языком. Сам напросился.
— Как ты? — спросил Данко. — Нормально?
Это было не участие, а тревога. Его беспокоило, не выбит ли товарищ из колеи настолько, что не сможет быть полезен. Во всяком случае, так решил Роднин. Его губы сложились в горькую улыбку.
— Нормально, — сказал он. — Не волнуйся, Дан. Сейчас я позвоню и все выясню.
— Кому позвонишь? — не понял Данко.
— Как кому? Господину Кунгу Тулану. Должны же мы оговорить условия. Давай только от этого дерьма избавимся. Видеть его не могу.
Схватив мертвеца за руки и ноги, друзья несколько раз качнули его и бросили в воду. Мокрая блестящая спина медленно поплыла по течению, словно панцирь какой-то диковинной черепахи.
— Нужно было груз привязать, — посетовал Роднин.
— Он у тебя есть? — спросил Данко. — Нет? Тогда сойдет так. Мы его обгоним. — Он направился к двигателям, завел их и дал задний ход, готовясь к развороту. — Поплыли отсюда, корабль возвращать пора. А ты звони, звони, Женя. Но предупреди, что нужную сумму я соберу только завтра к вечеру. Пока всех обзвоню, пока перечислят… — Данко выругался. — Ох и сволочь этот Кунг! Он думает, я ему это так спущу?
— Ты что? — заволновался Роднин. — Мстить собрался? Даже не думай. Ты не дома. Здесь все аборигены против тебя, включая полицию.
— Это я уже понял. Туристический рай, туристический рай… Ад туристический, вот что здесь такое. И дернул нас черт припереться сюда. А ведь говорил мне один опытный человек… — Осекшись, Данко махнул рукой. — Ладно, хватит. Набери Кунга и не забудь отсрочку попросить.
— Может, к полудню управишься? — спросил Роднин. — Юле и Соне ведь каждый час в неволе годом кажется.
— Да знаю я, знаю! Думаешь, не понимаю? Но тут разница во времени помнишь какая? Да и бухгалтерии придется хорошенько попотеть, чтобы свободные средства найти.
Голосу Данко раскатисто аккомпанировал треск моторов. Перебравшись на нос лодки, Роднин включил телефон покойного Таксима и нажал кнопку вызова. При этом он предостерегающе выставил палец, давая понять, что отвлекать его нельзя. Данко, не понявшего из разговора ни слова, оставалось лишь вопросительно и нетерпеливо двигать бровями.
— Вот и все, — сказал Роднин, закончив переговоры. — Порядок, Дан. Завтра обнимешь своих.
— Они в порядке? — спросил Данко.
— В целости и сохранности.
— Ты говорил с ними?
— Нет конечно, — ответил Роднин с некоторой обидой. — Как ты себе это представляешь? Кто бы мне позволил?
— Нужно было потребовать, — недовольно сказал Данко. — Обычная практика при выкупе заложников.
— Мне, знаешь ли, эта практика незнакома. Извини.
Роднин шутовски приподнял плечи, разведя руками.
— Есть куча фильмов на эту тему, — продолжал ворчать Данко.
— Я не смотрю боевиков. И не читаю. Хочешь вменить мне это в вину?
— Ладно, ладно, не кипятись. Проехали. Лучше скажи, ты предупредил этого Кунга Тулана, что я соберу сумму только к завтрашнему вечеру?
— Да, — подтвердил Роднин, глаза которого приняли еще более печальное выражение, чем обычно. — Он согласился, но поднял ставку.
— Что? — вскинулся Данко.
— Ставку, говорю, поднял. Не двадцать миллионов батов, а тридцать пять. Но есть и хорошая новость.
— Хорошая? Ты можешь порадовать меня хотя бы одной хорошей новостью?
— Да, — подтвердил Роднин, важно кивая. — Наличные деньги не нужны. Ты просто переведешь их на указанный счет. — Он постучал пальцем по экранчику мобильника. — Номер карточки мне передадут сообщением.
— Сколько же это всего получается? — гадал Данко, выводя сампан из узкого клонга. — Черт, никак не могу сосчитать. Голова кругом идет от твоих хороших новостей.
— Ровно миллион. Ну, почти.
— А морда у Кунга не треснет?
Роднин осторожно пожал плечами:
— Ну, условия диктует он. Мы можем лишь отвергнуть их или согласиться.
— На самом деле вариант только один, — мрачно признал Данко. — Согласиться.
Его глаза, устремленные вперед, превратились в две смотровые щели, лицо, подставленное встречному ветру, словно заледенело.
«Ну вот, — подумал Роднин. — Дело сделано. Только как-то не очень радостно».
День седьмой
Вернувшись в свою комнату без окон, Юлия уткнулась лицом в подушку и заплакала. Соня проснулась, подняла голову, прислушалась, а потом встревоженно потрясла ее за плечо:
— Мама? Мама… Что случилось?
Юлия затихла. Потом ее спина затряслась снова. Беззвучно.
— Мама!
Приложив усилие, Соня заставила ее перевернуться набок. Лицо, обращенное к ней, было жалобно сморщено и залито слезами.
— Оставь… меня… — попросила Юлия, делая попытку лечь на живот.
