В теле все ещё отдавались отзвуки того первого мгновения, когда в него хлынуло могущество Бартимеуса. Это было как удар тока, как волна, которая грозила оторвать его от пола, начисто отвергая законы гравитации. Вся его усталость и собственный вес куда-то делись. В нем кипела жизнь. Натаниэль внезапно отчётливо и ясно (его разум сделался острее, как будто заново отточенный) постиг природу джинна — его непрерывное стремление к движению, переменам, трансформациям. Он осознал, насколько тяжкой судьбой было для такого существа любое насильственное ограничение, приковывающее его к земным, ограниченным и определённым предметам. Перед ним (поначалу лишь смутно) встала бесконечная череда образов, воспоминаний, впечатлений, уходящая в немыслимые глубины времени. Это вызвало у него ощущение, схожее с головокружением.
Все его чувства воспламенились. Пальцы ощущали каждый сучок, каждое древесное волокно на посохе, уши улавливали его чуть слышное гудение. Лучше всего Натаниэль видел и понимал все планы — каждый из семи. Кабинет омывал радужный свет десятка аур — ауры посоха, его собственной и, что самое странное, ауры Китти. Сквозь это сияние лицо Китти снова казалось гладким и юным, а волосы горели пламенем. Он мог бы смотреть на неё вечно…
«Прекрати немедленно это безобразие! Меня тошнит».
…Если бы в голове не балаболил гнусный джинн.
«А что я делаю-то?» — подумал Натаниэль.
«То-то и оно, что ничего ты не делаешь. Посох мы раскочегарили. Вперёд!»
«Хорошо». Натаниэль осторожно — на случай, если у джинна были другие планы относительно его ног, — повернулся к Китти.
— Тебе следует остаться здесь.
— Мне уже лучше! — И, к немалой тревоге Натаниэля, она сдвинулась на край кресла и, опершись на подлокотники дрожащими руками, встала на ноги. — Я могу ходить.
— И тем не менее с нами ты не пойдёшь.
Он почувствовал, как в его мозгу заворочался джинн, и из его рта донесся голос джинна. Это очень нервировало. И к тому же было довольно щекотно.
— Натаниэль прав, — сказал Бартимеус. — Ты слишком слаба. Если можно доверять его памяти — в чем я сомневаюсь, — в этом здании могут оставаться ещё пленники, возможно, Ноуда не всех сожрал. Почему бы тебе не попытаться их отыскать?
Китти кивнула.
— Ладно. А каковы ваши планы? Почему ты не попытаешься использовать гадательное зеркало, чтобы выяснить, где находится Ноуда?
Натаниэль замялся.
— Ну…
— Он его профукал, — доложил джинн. — Отпустил беса на волю. На мой взгляд, это была большая ошибка.
— Я и сам могу ответить! — рявкнул Натаниэль.
Когда тебя перебивает твоя собственная глотка — это особенно раздражает. Китти улыбнулась ему.
— Ты молодец. Ну, тогда пока.
— Ага… С тобой точно всё будет в порядке?
Он ощутил вспышку раздражения джинна. Ноги у него задрожали — ему хотелось подпрыгнуть, взмыть в воздух…
— За меня не беспокойся. На вот, возьми. Он наклонил голову, снял с себя Амулет Самарканда и протянул Китти.
— Надень, — сказал он. — Это тебя защитит.
— Но только от магии, заметь себе, — добавил джинн. — Он не убережет от разбойного нападения, не помешает тебе споткнуться, удариться головой, разбить себе коленки и так далее. Но в пределах своих, весьма ограниченных возможностей он работает очень и очень неплохо.
Китти заколебалась.
— Вообще-то я обладаю кое-какой устойчивостью к магии, — начала она. — Может, мне и не надо?..
— Этого недостаточно, чтобы выстоять перед Ноудой, — сказал Натаниэль. — Тем более после всего, что ты пережила. Пожалуйста…
Девушка надела ожерелье.
— Спасибо, — сказала она. — Удачи!
— И тебе тоже удачи.
Говорить больше было не о чём. Надо было уходить. Натаниэль направился к дверному проему, выставив подбородок, со взглядом мрачным и решительным. Он даже не оглянулся. На полу лежала кучка обломков выбитой двери, Натаниэль аккуратно переступил через них в тот самый момент, как джинн заставил его ноги согнуться и подпрыгнуть. В результате ноги у Натаниэля запутались, он споткнулся, выронил посох и кубарем полетел через кучу обломков, очутившись, таким образом, снаружи.
«Тонкая работа!» — сказал Бартимеус.
Натаниэль ничего не ответил вслух. Он подобрал посох Глэдстоуна и побрел по коридору.
Зал Статуй был разорен старательно и умело. Повсюду валялись каменные головы покойных премьер-министров, оторванные от тел. Ими, похоже, играли в мяч. Сломанный стол Совета стоял у стены, вокруг него, на семи креслах, в замысловатых позах были рассажены тела волшебников, словно ведущие между собой жуткую беседу. Зал пострадал от множества магических атак, бесцельных и случайных: пол, стены, потолок там и сям были проломлены, пробиты, обуглены, расплавлены или просто разрублены. Там, где когда-то лежали ковры, дымились кучи пепла. Повсюду валялись трупы, заброшенные, изломанные, как надоевшие игрушки. В дальнем конце зала в стене зиял огромный пролом. В пролом тянуло холодом.
— Взгляни-ка на пентакли, — сказал вдруг Натаниэль.
«Уже гляжу. Я ведь смотрю на мир твоими глазами, не забывай. И я с тобой согласен».
— С чем?
«С тем, что ты думаешь. Они нарочно их уничтожили. Хотят усложнить задачу волшебникам, на случай, если кто-то из них выжил».
Все пентакли были изуродованы или уничтожены вовсе: мозаичные круги выворочены и рассыпаны по полу, аккуратно прочерченные линии разбиты на куски небрежными огненными залпами. Это выглядело точь-в-точь как римский Форум тех времен, когда под стены пришли варвары и граждане восстали против владычества волшебников. Они тоже начали с уничтожения пентаклей…
Натаниэль встряхнул головой.
— Это все сейчас не важно, — сказал он. — Думай о том, что надо делать.
«А я и думаю. Что я, виноват, если ты роешься в моих воспоминаниях?»
Натаниэль ничего не ответил. Среди трупов, лежащих в обломках, он увидел знакомые лица. Уголки его рта опустились книзу.
— Пошли, — сказал он.
«Чего это ты вдруг приуныл задним числом? Ты же их всё равно не любил».
— Нам надо спешить.
«Ладно. Предоставь двигаться мне».
Странное это было ощущение: расслабиться, намеренно отключиться от управления собственными мышцами — и тем не менее чувствовать, как они сокращаются и напрягаются, движутся плавно и ритмично, с нечеловеческой энергичностью. Натаниэль крепко сжимал посох, а в остальном положился на джинна. Он одним прыжком пересек зал и приземлился на обрушившуюся глыбу. Там он остановился, его голова повернулась налево, направо, и он двинулся дальше — гигантский шаг, другой… Он нырнул сквозь дыру в стене и взлетел под потолок другого помещения, тёмного, разрушенного, заваленного обломками. Рассмотреть его Натаниэль не успел — ему приходилось бороться с негодующим нутром и с кипением пробудившейся в нем энергии. Вверх-вниз, прочь из этой комнаты в другую, мимо лестницы, разнесенной в мелкие щепки, через груду обломков кладки, с приличный валун каждый. Сквозь зияющую арку пролома…
