Птолемей шёл вперёд. Я последовал за ним. Мы пошли искать хлеб с анчоусами. Когда наши поиски увенчались успехом и мы возвратились к библиотеке, там всё было тихо-мирно.
Мой хозяин понимал, что этот инцидент не сулит ничего хорошего, но его мысли были всецело поглощены науками, и он предпочел не задумываться о последствиях. Однако я об этом происшествии не забыл, и народ Александрии тоже. Слухи о нём — скорее красочные, нежели достоверные
[50]
, — быстро разошлись по городу. Сын царя не пользовался особой популярностью, и история о его унижении немало повеселила народ. Слава же Птолемея снова возросла.
Ночью я парил на крыльях над дворцом, беседуя с прочими джиннами.
— Есть ли новости?
— Есть новости, Бартимеус, новости о сыне царя. Его чело омрачено гневом и страхом. Он каждый день твердит, что Птолемей может прислать демона, чтобы уничтожить его и захватить трон. Страх смерти стучит в его висках барабанной дробью.
— Но мой хозяин живёт только наукой! Власть его совершенно не интересует.
— И тем не менее. Царский сын допоздна обгладывает эту мысль за чашей вина. Он рассылает гонцов в поисках людей, которые могли бы помочь ему избавиться от этой угрозы.
— Спасибо тебе, Аффа. Доброго полета.
— Доброго полета, Бартимеус!
Кузен Птолемея был глупец и осел, но я понимал его страхи. Сам он волшебником не был. Александрийские волшебники были жалкими тенями великих магов древности, в рабстве у которых я изнывал некогда
[51]
. Войско было слабее, чем когда-либо за несколько поколений, и вдобавок все войска находились далеко. Птолемей же по сравнению с царским сыном был действительно могуществен. Да, несомненно: наследник трона оказался бы весьма уязвим, реши вдруг мой хозяин его свергнуть.
Шло время. Я бдел и ждал.
Царский сын отыскал нужных людей. Деньги были уплачены. И однажды лунной ночью четверо ассасинов проникли в дворцовые сады и нанесли визит моему хозяину. Как я, возможно, уже упоминал, визит оказался недолгим.
Кузен Птолемея из осторожности провел ту ночь за пределами Александрии: отправился в пустыню на охоту. По возвращении его встретила сперва стая стервятников, круживших в небе над Крокодиловыми воротами, а потом висящие на воротах трупы трёх ассасинов. Когда царёныш въезжал в город, его колесница задела своим султаном их болтающиеся ноги. Принц пошёл красно-белыми пятнами, скрылся в своих покоях и в течение нескольких дней его было не видно.
— Хозяин, — сказал я, — твоей жизни по-прежнему грозит опасность. Тебе надо уехать из Александрии.
— Рехит, это невозможно, ты же знаешь. Тут библиотека!
— Твой кузен — твой непримиримый враг. Он не успокоится.
— Но ты же будешь рядом и остановишь его, Рехит! Я ни капли не сомневаюсь в тебе.
— Ассасины — это всего лишь люди. Следующие, кто явится, будут уже не людьми.
— Ты справишься, я уверен. Слушай, тебе обязательно так корячиться? Меня это нервирует.
— Я сегодня бес. Бесы всегда корячатся. Слушай, — продолжал я, — мне, конечно, очень лестно, что ты так веришь в меня, но, откровенно говоря, я прекрасно могу без этого обойтись. И я совсем не жажду оказаться на пути марида, который постучится к нам в дверь, чтобы расправиться с тобой.
Он фыркнул в свой кубок.
— Марида! По-моему, ты переоцениваешь наших придворных волшебников. В колченогого мулера я ещё поверю.
— Твой кузен раскинул свою сеть куда шире. Он подолгу пьянствует с посланниками из Рима — а насколько я слышал, именно в Риме-то и творится сейчас все самое любопытное. Любой самый захудалый волшебник отсюда и до берегов Тигра стремится туда, чтобы покрыть себя славой.
Птолемей пожал плечами.
— Ну, значит, мой кузен готов с потрохами продаться Риму. Но зачем бы им атаковать меня?
— Затем, чтобы он сделался их вечным должником. А мне тем временем придёт конец!
Я рассерженно выдохнул облако серы: эта манера моего хозяина не замечать ничего, кроме своей науки, могла довести до белого каления.
— Тебе-то хорошо! — воскликнул я. — Ты можешь призвать нас в любом количестве, чтобы мы защитили твою шкуру! А что с нами будет — тебе плевать!
И я завернулся в свои крылья на манер обиженной летучей мыши и повис на потолочной балке.
— Рехит! Но ты ведь уже дважды спасал мне жизнь! Ты же знаешь, как я тебе признателен!
— Слова, слова, слова. Туфта всё это
[52]
.
— Послушай, это несправедливо. Тебе известно, в каком направлении я работаю. Я хочу постичь механизмы, которые разделяют нас, людей, и джиннов. Я стремлюсь восстановить равновесие, установить доверительные отношения…
— Ага, ну да. А я пока буду охранять твои тылы и выносить за тобой ночной горшок.
— Ну уж это неправда! Горшок за мной выносит Анхотеп. Я никогда…
— Я говорю в переносном смысле! Я что хочу сказать: пока я нахожусь в вашем мире, я в ловушке. Ловушка может быть более или менее тесной. Но о доверии речи не идёт.
Бес зыркнул глазами сквозь перепончатое крыло и выдохнул ещё один клуб сернистого дыма.
— Слушай, перестань, а? — попросил Птолемей. — Мне сегодня в этой комнате ещё спать придётся. Так ты сомневаешься в моей искренности, да?
— Если хочешь знать моё мнение, хозяин, все эти разговоры о примирении между нашими народами — пустая болтовня.
— Ах вот как? — Голос моего хозяина сделался суровым. — Хорошо, Рехит. Я принимаю твой вызов. Я считаю, что мои исследования приближаются к тому моменту, когда я, возможно, смогу не только говорить, но и действовать. Как тебе известно, я изучил повествования о северных племенах. Там принято, чтобы волшебники и духи встречались на полпути. Судя по тому, что рассказывал мне ты и другие, думаю, я смогу добиться большего.
Он отшвырнул кубок, встал и принялся расхаживать по комнате.
Бес опасливо опустил крылья.
