Китти потупилась и молча помотала головой, не отрывая взгляда от пола.
— ГОВОРИ!
Теперь в голосе звучал гнев; вместе с этим возгласом в комнате раздался мощный удар грома, от которого зазвенели стекла в рамах, половые доски пошли рябью и со стен посыпались куски сгнившей штукатурки. Дверь захлопнулась (хотя Китти её не открывала и не видела, как она открылась), стекла в окне вылетели. Одновременно с этим в комнате поднялся сильный ветер. Он закружился вихрем вокруг неё, все стремительнее и стремительнее, так что чаши с розмарином и веточками рябины взмыли в воздух и разбились о стены, подхватил книгу и канделябры, сумку, горшки и ножи Китти и понес их по комнате, то выше, то ниже, свистя и завывая, все быстрее и быстрее, пока они не расплылись и не слились в одну неясную полосу. Вот уже и стены пришли в движение, оторвавшись от своих оснований на полу и присоединившись к безумной пляске, роняя на лету кирпичи, все быстрее и быстрее вращаясь под потолком. И вот наконец потолок сорвало, и вверху раскинулась бездонная пропасть ночного неба, с вращающимися звездами и луной и облаками, растянувшимися в бледные полосы, разметанные во всех направлениях, пока во всём мире не осталось всего две неподвижных точки: Китти и мальчик в своих кругах.
Китти зажала глаза руками и спрятала голову между колен.
— Пожалуйста, прекратите! — вскричала она. — Пожалуйста!
И вихрь улегся.
Китти открыла глаза — и ничего не увидела. Она забыла отнять руки от лица.
Она медленно и мучительно подняла голову и опустила руки. Комната была такой же, как и прежде, точно такой же, как была всегда: дверь, книга, канделябры и окно, стены, потолок, пол; за окном — ясное небо. Всё было спокойно — кроме… Мальчик в кругу напротив зашевелился — медленно-медленно согнул ноги, а потом сел, как будто силы вдруг оставили его. Глаза у него были закрыты. Он устало провел рукой по лицу.
Потом взглянул на Китти — и, хотя его глаза оставались тёмными, прежней пустоты в них уже не было. И когда он заговорил, его голос снова сделался нормальным, только звучал устало и печально.
— Если собираешься вызывать джинна, — сказал он, — имей в виду, что вместе с ним ты вызываешь всю его историю. И разумнее будет твёрдо придерживаться настоящего, иначе неизвестно, что ты можешь вытащить из прошлого.
Китти с большим трудом заставила себя сесть прямо и посмотреть ему в лицо. Волосы у неё были влажны от пота. Она пригладила их и вытерла лоб.
— Не обязательно было это делать. Я просто упомянула…
— Имя. Тебе следовало бы знать, на что способны имена.
Китти прокашлялась. Первый приступ страха отступал, быстро сменяясь желанием разрыдаться. Китти преодолела его.
— Если ты так стремишься оставаться в настоящем, — осведомилась она, с остервенением пытаясь проглотить комок в горле, — то почему ты так настойчиво принимаешь… его облик?
Мальчик нахмурился.
— Что-то у тебя сегодня воображение разыгралось, Китти. С чего ты взяла, что я принимаю чей-то облик? Я даже теперь, в ослабленном состоянии, могу выглядеть так, как пожелаю.
Он, не двигаясь с места, снова сменил облик: раз, другой, ещё и ещё раз, становясь все причудливее и кошмарнее, при этом сидя все в той же позе в центре круга. Под конец он сделался чем-то вроде огромного грызуна, толстого и пушистого. Грызун сидел, скрестив задние лапы, а передние возмущенно сложив на груди.
Китти и глазом не моргнула.
— Да, но обычно ты не разгуливаешь в образе гигантского хомячка, — отрезала она. — В конце концов ты всегда превращаешься в одного и того же смуглого мальчика в набедренной повязке. Почему? Потому что этот мальчик тебе не безразличен. Это очевидно. Это кто-то важный из твоего прошлого. И мне оставалось только выяснить, кто именно.
Хомяк лизнул розовую лапку и пригладил пучок шерсти за ухом.
— Я не собираюсь признавать, что в этих далеко идущих выкладках есть хоть капля правды, — сказал он. — Но мне все же любопытно. И что ты стала делать? Этот мальчик мог быть кем угодно.
Китти кивнула.
— Это правда. Вот как всё было. После того как мы расстались с тобой в прошлый раз, мне понадобилось поговорить с тобой снова. Всё, что я знала о тебе, было твоё имя — или одно из имен: Бартимеус. Это было не так уж много, поскольку я даже не знала точно, как оно пишется. Но я знала, что, если долго искать, рано или поздно я найду тебя где-нибудь в исторических записях. И когда я начала учиться, я всюду искала упоминания о тебе.
Хомяк скромно кивнул.
— Думаю, долго тебе искать не пришлось. Должно быть, упоминаниям о моих подвигах несть числа.
— Ну, вообще-то у меня ушёл почти год на то, чтобы найти хотя бы мимолетное упоминание. В библиотечных книгах то и дело упоминалось множество разных других демонов. Часто попадался Ноуда Грозный, африт по имени Чу, и ещё кто-то по имени Факварл тоже был известен в десятке разных государств. И вот наконец попался мне и ты — тебя мимоходом упомянули в примечании.
Шерсть на хомяке встала дыбом.
— Что-о? Ты в каких книжках смотрела? В ваших библиотеках, небось, все приличные труды изъяты! Мимоходом! В примечании!
И он ещё некоторое время что-то возмущенно бормотал себе в шерсть.
— Понимаешь, в чем проблема, — поспешно объяснила Китти, — тебя ведь не всегда называли Бартимеусом, так что даже когда о тебе рассказывали очень много, я просто не могла определить, что это ты. Но то примечание мне помогло, потому что в нем имя, которое я знала — Бартимеус Урукский, — было связано с двумя другими: Сакар аль-Джинни (так тебя звали в Персии, да?) и Ваконда алгонкинов. После этого упоминания о тебе стали попадаться мне немного… ну, в смысле, намного чаще. И мало-помалу дело пошло. Я сумела кое-что разузнать о твоих поручениях и приключениях и выяснила имена некоторых твоих хозяев, что было тоже весьма интересно.
— Ну, надеюсь, ты осознала, с кем имеешь дело! — сказал хомяк. Он всё ещё дулся.
— Разумеется! — сказала Китти. — Ещё как! Ты в самом деле беседовал с царем Соломоном?
— Ну да, ну да, так, немного потолковали, — буркнул хомяк. Однако, похоже, он всё-таки слегка смягчился.
— И всё это время, — продолжала Китти, — я обучалась вызыванию. Мой наставник был довольно медлителен, а я и того медлительней. Мне было страшно, но постепенно я дошла до той стадии, когда почувствовала, что, наверное, смогу вызвать тебя. Но я по-прежнему не знала ничего об этом мальчике, а это было жаль, потому что я понимала, как он для тебя важен. И тут вдруг я напала на след! Я узнала твоё египетское имя — Рехит — и через него вышла на волшебника Птолемеуса!
Она сделала паузу и торжествующе улыбнулась.
— Ну и что это тебе дало? — спросил хомяк. — У меня были сотни хозяев, и независимо от того, на чем были вычерчены их пентакли, на песке пустыни или на степном вытоптанном дерне, лютая, непримиримая вражда…
