— Положь эту штуку, — сурово посоветовала Мвамба. — Всё равно ты в ловушке.
Ах да! Эта штука. Я тоже обратил на неё внимание. Это была какая-то кухонная принадлежность, которую мистер Хопкинс схватил со стола, готовясь защищаться. Однако он не пытался трусливо заслониться ею — напротив, он поигрывал ею с легкостью, учёным мужам обычно совершенно несвойственной, подбрасывая вещицу в воздух одной рукой и непринужденно ловя двумя пальцами другой. Будь это открывалка, или картофелечистка, или даже половник или ухват, меня бы это не так обеспокоило. Но это не было ни открывалкой, ни половником. Это был мясницкий тесак, и притом немаленький.
И что-то в том, как Хопкинс обращался с этим тесаком, показалось мне до ужаса знакомым…
— Ну-с, — сказал мистер Хопкинс, — кажется, все в сборе. Так кто кого загнал в ловушку, вы меня или я вас?
Говоря это, он слегка дрыгнул ногами, словно собираясь танцевать какую-то жуткую кельтскую джигу, — однако вместо этого слегка приподнялся над полом и навис над нами, ухмыляясь от уха до уха.
Это было неожиданно. Даже Ходж прекратил злобно хихикать. Прочие ошеломленно переглянулись. Все, кроме меня. Я молча застыл на месте. Неприятный ледяной палец коснулся моей спины и прошелся сверху вниз вдоль позвоночника.
Видите ли, я узнал этот голос. И это не был голос мистера Хопкинса. Куда там — это вообще не был человеческий голос.
Это был голос Факварла.
20
— Эй, ребята! — выдохнул я. — Тут надо поосторожней!
Мистер Хопкинс, висевший в воздухе, высоко подбросил тесак. Нож, сверкнув, пролетел над лампой, висящей под потолком, и приземлился рукояткой вперёд на его вытянутый палец. Мистер Хопкинс перехватил мой взгляд и подмигнул мне.
Аскобол растерялся, но не хотел этого показывать, а потому прогремел:
— Ну и что, что он может левитировать и жонглировать острыми предметами! Это умеет половина полуголодных индийских факиров, а от факиров я никогда не бегал! Айда, ребята! Не забывайте, живьём брать!
И с жутким неземным криком спрыгнул со своей мойки. Человек с вороньей головой предостерегающе вскинул руку.
— Постойте! — сказал я. — Тут что-то нечисто. Его голос…
— Трус ты, Бартимеус! — Панголин выпустил залп дротиков, которые вонзились в пол у моих ног. — Боишься за то, что осталось от твоей сущности? Так можешь запрыгнуть на ближайший стул и повизжать. Четырем настоящим джиннам вполне под силу управиться с одним человеком.
— В этом-то все и дело! — возразил я. — Не уверен я, что это именно человек. Он…
— Конечно же я человек! — Мистер Хопкинс, висящий в воздухе, гордо ударил себя в грудь. — На всех планах с первого по седьмой, человек из плоти и крови. Вы что, сами не видите?
Это была правда. Он был человек, с какой стороны ни взгляни. Но говорил-то Факварл!
Гигантская ящерица возбужденно вильнула хвостом. Хвост ударился о печку, и печка рухнула набок.
— Постойте-ка, — сказала Мвамба. — Мы на каком языке говорим?
[75]
— Э-э… На арамейском, а чё?
— А то, что он на нём тоже говорит!
— Ну и чё? Он ведь учёный, не?
В минуты стресса семитские обороты Аскобола не отличаются изысканностью.
— Ну да, но странно все-таки…
Мистер Хопкинс выразительно взглянул на часы.
— Послушайте, не хочется вам мешать, — обратился он к нам, — но я — человек занятой. У меня сегодня вечером важное дело, которое касается нас всех. Так что если вы уберетесь с дороги, я вас, так и быть, пощажу. Даже Бартимеуса.
Кормокодран отдыхал, прислонив свой истерзанный облик к восьмиконфорочной плите, но тут он ожил.
— Ты пощадишь нас?! — взревел он. — Да я тебя удавлю за такие слова, и смерть твоя не будет лёгкой!
Он копнул пол копытом и ринулся вперёд. Прочие джинны последовали его примеру; раздался грохот рогов, копыт, колючек, чешуи и прочих доспехов. Мистер Хопкинс небрежно перебросил нож в правую руку и принялся крутить его между пальцами.
— Стойте, идиоты! — крикнул человек-ворона. — Вы что, не слышали? Он знает меня! Он знает моё имя! Это же…
— Как это непохоже на тебя, Бартимеус, — оставаться на краю поля битвы! — весело заметил мистер Хопкинс, направляясь навстречу джиннам. — Обычно ты находишься гораздо дальше, в какой-нибудь заброшенной катакомбе!
— Эта история с катакомбой — сплошное недоразумение! — рявкнул я. — Я уже тысячу раз объяснял, что я стерег её, чтобы враги Рима не…
И тут я осёкся. Вот оно, доказательство! Ни один человек в мире не знал, где я находился во время нашествия варваров, да и среди духов об этом знали немногие
[76]
. На самом деле я знал только одного джинна, который на протяжении всех этих веков вспоминал эту историю с постоянством метронома каждый раз, как наши пути скрещивались. И уж конечно, это был…
— Стойте! — вскричал я, возбужденно прыгая из стороны в сторону. — Это вовсе не Хопкинс! Я не знаю, как это может быть, но это Факварл, и он…
Но, разумеется, было уже поздно. Мои товарищи слишком громко ревели и топотали, чтобы услышать меня. Заметьте себе, я не уверен, что они остановились бы, даже если бы услышали. Аскобол с Ходжем — те вообще никогда не питали уважения к старшим и мудрейшим, так что точно бы не обратили внимания. Разве что Мвамба призадумалась бы…
Но они не услышали меня — и кучей навалились на Факварла.
Схватка была неравная. Четверо против одного. Факварл, вооружённый всего лишь мясницким ножом, против четырёх самых грозных джиннов, что присутствовали тогда в Лондоне.
Конечно, я бы помог своим товарищам, если бы думал, что это что-то изменит.
Но вместо этого я принялся осторожненько пробираться к двери. Дело в том, что я имел возможность хорошо изучить Факварла. Эта его беспечная самоуверенность основывалась на том, что он очень неплохо знал своё дело
[77]
.
