Он был весьма опытен и весьма проворен. Человек-ворона едва успел миновать стойку со сковородками для омлета и пробирался мимо форм для тортов, когда мимо его ушей засвистели чешуи. Толстые, бронированные чешуи панголина.
Секундой позже следом за ними полетели другие предметы — и некоторые из них, увы, были узнаваемы.
Лишь достигнув кухонной двери, я рискнул мельком обернуться назад. В дальнем конце кухни крутился бешеный вихрь, мелькали вспышки света, раздавался скрежет и вопли. Временами из водоворота высовывалась чья-нибудь рука, хватала стол или небольшой холодильник и вновь скрывалась из виду. Наружу периодически вылетали фрагменты металла, дерева и чьей-нибудь сущности.
Пора удирать. Некоторые из моих знакомых джиннов напустили бы густого Тумана, чтобы скрыть следы, другие предпочли бы оставить за собой ядовитые чёрные пары или несколько Иллюзий. Я же просто выключил свет. Кухня и столовая погрузились во тьму. По стенам метались жутковатые разноцветные отблески схватки. Впереди одинокий луч света указывал путь в коридор. Я поплотнее закутался в плащ из перьев и растворился во тьме
[78]
.
Не успел я миновать и половину столовой, как шум битвы у меня за спиной затих.
Я остановился, надеясь, несмотря ни на что, услышать торжествующие крики моих товарищей.
Увы, нет. На мою оперенную голову обрушилась тишина.
Я сосредоточился и напрягся изо всех сил, пытаясь расслышать хоть что-нибудь. Возможно, я переусердствовал. Мне показалось, что я слышу лёгкий шорох, как будто кто-то плывет сквозь тьму…
Я торопливо устремился дальше. Бежать не имело смысла — сейчас главным было оставаться незамеченным. Я не в той форме, чтобы состязаться с Факварлом, в каком бы странном облике он ни пребывал. Я крался вдоль стен столовой, стараясь не задевать столов, стульев и разбросанных приборов. Голову я спрятал под плащом из теней, и только жёлтый глаз опасливо выглядывал из-под бахромы из перьев. Я оглянулся назад.
В проходе, ведущем на кухню, появилось движущееся тёмное пятно, рядом что-то блеснуло. Я слегка ускорил шаг — и поддал ногой чайную ложечку, которая со звоном ударилась о стену.
— О, Бартимеус! — произнёс знакомый голос. — Да ты сегодня и впрямь ничего не соображаешь. Эта темнота могла бы ещё обмануть человека, но я-то тебя вижу, как среди бела дня. Что ты там прячешься под этими тряпками? Не спеши, давай потолкуем. Мне так не хватало наших милых бесед!
Человек-ворона ничего не ответил и со всех ног бросился к двери.
— Ну неужели тебе ни капельки не интересно? — раздался голос, уже гораздо ближе. — А я-то думал, тебе до смерти хочется узнать, отчего я выбрал себе такой облик.
Нет, конечно, мне было интересно, но так, чтобы уж прямо «до смерти» — это нет. И поболтать я тоже не прочь, однако когда вопрос стоит ребром: поболтать или остаться в живых, — я всё-таки предпочту второе. Человек-ворона на середине шага нырнул вперёд, раскинув руки, словно прыгал в бассейн. Плащ из перьев развернулся у него за спиной, захлопал и сделался чёрными крыльями. Человека больше не было. Обыкновенная ворона отчаянно рванулась вперёд, словно пернатый снаряд, стремящийся к двери…
Свист, удар, болезненное карканье. Бегство вороны было прервано жестко и безапелляционно: ей пробили кончик крыла, и она повисла на серебристом блике, который ещё немного повибрировал, замер — и оказался мясницким тесаком, вонзившимся в стену.
Существо с телом мистера Хопкинса небрежно и не спеша проплыло через пустую комнату. Ворона ждала его, слегка покачиваясь, с негодующим выражением на морде.
Мистер Хопкинс приблизился. Одно плечо его костюма было слегка опалено, на щеке виднелся небольшой порез. А в остальном он, похоже, остался цел и невредим. Он парил во тьме примерно в метре от меня и разглядывал меня, слегка улыбаясь. Я заподозрил, что он проверяет моё состояние на различных планах. Моя слабость заставляла меня чувствовать себя неловко — так люди стесняются наготы. Я побарабанил по стенке перьями свободного крыла.
— Ну, давай! — выпалил я. — Что там у тебя на уме?
Безмятежное лицо слегка нахмурилось.
— Ты хочешь, чтобы я тебя убил прямо сейчас?
— Да нет, конечно. Я говорю про ту дурацкую шутку, что ты обдумываешь. Что-нибудь насчёт того, как это мило, что я решил заглянуть к тебе на огонек, или что-то в этом духе. Ну давай, выкладывай, раз уж тебе так хочется! Не мучай себя.
Ученый сделал обиженное лицо.
— Можно подумать, я опущусь до подобной низости, Бартимеус! Ты судишь обо мне на основании твоего собственного представления о юморе, которое ниже плинтуса. Это столь же прискорбно, как и состояние твоей сущности. Посмотри на себя! Ты весь дырявый, как губка. На месте твоего хозяина я употребил бы тебя на мытье полов.
Я застонал.
— Видимо, это входит в его планы на будущее. Всем остальным я уже занимался.
— Оно и видно. Да, печально, печально видеть духа доведенным до подобного состояния, даже духа столь бестолкового и назойливого, как ты. Мне почти жаль тебя. — Он почесал нос. — Почти, но не совсем.
Я заглянул в блекло-серые глаза.
— Это же ты, верно? — спросил я.
— Я, конечно.
— Но твоя сущность… Где она?
— Да тут она, тут, скрытая внутри тела нашего драгоценного мистера Хопкинса. Как ты, должно быть, догадался, это не обычная маскировка.
Факварл негромко хихикнул.
— А что это был за жалкий птичий прикид, в котором ты только что разгуливал? Тотем американских туземцев? Такой неопрятный и устаревший! Да, я вот пошёл гораздо дальше.
— Так ты что, в его настоящем теле? — спросил я. — Ой, фу-у! Гадость какая. Кто с тобой так обошелся, Факварл? Кто твой хозяин?
Я совершенно ничего не понимал.
— Хозяин? — Парящий в воздухе человек затрясся от смеха. — Ну как кто — мистер Хопкинс, конечно, и я ему весьма признателен. Настолько признателен, что, думаю, в ближайшее время мы будем работать вместе.
И он снова разразился раскатистым, душевным хохотом
[79]
.
