Или человек просто впадает в ступор, как сделал это Артем. В любом случае замедленная реакция намного лучше истерики.
Макс лежал на спине, зажимая рану на животе рукой. Сквозь пальцы пробивалась алая жидкость. Друг был в сознании, но я готов был поспорить, что он молился о том, чтобы провалиться в черную бездну хоть на секунду. Туда, где нет боли, нет этого проклятого леса и наемников.
С его бледного лица ручейком стекал пот.
Рядом с Максом лежало тело наемника с прострелянной головой, здесь же была моя спортивная сумка.
– Артем! Иди, пригляди за бабой. – Парня надо было чем-то занять. Все лучше, чем он будет бродить здесь как зомби.
Тот кивнул и отправился к дамочке, которая до сих пор была в отключке.
– Потерпи, родной. – Я сел перед Максом на колени, немыми и скользкими от пота пальцами раскрывая молнию сумки.
К сожалению, моих слов он не услышал – был без сознания.
Непослушными пальцами я только с третьего раза расстегнул сумку, вытащил оттуда то, из-за чего заварилась вся эта каша. Куб слабо светился, словно исчезающая после дождя радуга.
Неужели этот кубик размером с детскую ладонь может стоить всего происходящего сейчас? Я посмотрел на наемницу, способную ответить на этот вопрос.
Самые лучшие и благородные начинания обернулись против нас.
Кровь Макса уже не впитывалась в одежду, она не впитывалась даже в сырую землю, а скапливалась в бордовую лужу вперемешку с грязью и хвойными иголками. Такое уже было год назад: точно так же я склонился над раненым другом, зашивая ему рану от пулевого ранения на плече. Он тогда, бледный и в холодном поту, смеялся, рассказывая об острых ощущениях, а мы с Артемом только качали головой, поджимая губы, и считали его чувство юмора полным идиотизмом. Только по масштабам катастрофы это было не сравнить с нынешней ситуацией.
Расстегнув ветровку Макса, я загнул рубаху. В идеале, надо было обработать рану, но у меня не было ни возможности, ни средств.
О том, как работает этот артефакт, я имел слабое представление. В Зоне приходилось встречаться с аномальными образованиями, регенерирующими ткани, но все они были более-менее хорошо известны, и в сети можно было легко найти целую инструкцию по применению.
– Ну же, хороший мой, давай, – умолял я кубик, прижимая его к ране друга.
Не знаю, что сработало: мои молитвы или то, что я действительно сделал все правильно, – но артефакт полыхнул ярким светом, словно хотел озарить весь мир, и затем погас. Взял и погас, как неожиданно севший фонарик.
Прошло еще какое-то время. Сердце мое билось как бешеное, больно защемило в левом боку, перехватило дыхание. Не чувствуя онемевших рук, которыми я прижимал артефакт к ране Макса, я глубоко задышал. Прошло еще несколько вечностей, прежде чем Макс открыл глаза и шумно задышал.
– Если я уже умер и нахожусь в Раю, то почему ты здесь? – хмуро пошутил он.
– Значит, братишка, ты в Аду.
– Сталкеров в Рай без очереди пропускают. Слыхал?
– Врут, наверное, – подмигнул я.
Истерично засмеявшись, я завалился на задницу, рухнув прямо на сырую землю, и окровавленными руками вытер со лба липкий пот. Нервы сдали, я смеялся и смеялся, смахивая с лица выступающие слезы. На короткое мгновение я закрывал глаза и тогда сразу видел своего брата. Серьезного, хладнокровного и уверенного.
Его укоризненный взгляд меня успокоил.
По мере того как затягивалась рана, артефакт, имя которому я так и не дал, начал вновь издавать радужное свечение. Принцип его работы, как и любого аномального образования, до конца был непонятен. Это была сборка аж из девяти редких артефактов – не до конца изученный симбиоз, созданный учеными из НИИ общей физики. Но уже на стадии опытов на этот артефакт была огромная очередь из богачей. Для кого-то он был последней надеждой. Я предполагал, что у Джефа этот артефакт оказался не самым честным путем, но надеялся, что не кровавым.
– Как ты себя чувствуешь? – Убирая артефакт обратно в контейнер, я попутно заметил, что у Макса не осталось даже намека на сквозное ранение. Только засохшая кровь на коже и одежде. Но ничего, любая кровь смывается водой. Если, конечно, у тебя руки в ней не по локоть.
– Как человек, у которого через живот прошла пуля. Скажи, где Артем?
Я кивнул за спину, в сторону, где в последний раз видел наемницу.
– С ним все в порядке, пленницу сторожит. Кстати, думаю, пора поставить все точки над «i». – Я подал другу руку, Макс поднялся.
– Мне кажется, это только шестерки. Едва ли мы сможем узнать от нее что-то полезное, – поделился Макс мыслями, которые проскакивали и у меня.
– Больше у нас ничего нет. Жмуров уже не допросишь.
– И еще, я ставлю сто баксов на то, что это не танталовцы.
– С чего ты взял? – недоверчиво нахмурился я.
– Не знаю. Просто сам посуди. Больше десятка человек никак не могут схватить трех безоружных беглецов. «Тантал» – это превосходные убийцы, не оставляющие после себя следов. Они бы действовали не так топорно.
Здравое зерно в этих рассуждениях было. Не так часто встретишь опытных бойцов, шляющихся с битами по лесу, чтобы всего лишь отобрать заветную сумку. Что мешало снять снайперу меня еще в родном городе? Я живу не в самом центре, поздно возвращаюсь домой и всегда один.
К несчастью, я вспомнил о коте, который уже больше трех суток был не кормлен и не глажен. Если еду этот хищник как-нибудь добудет из холодильника сам, то в остальном – у него большие проблемы. Мысли о коте быстро отошли на второй план, как только мы приблизились к женщине.
Наемница была в сознании. Руки и ноги у девушки были связаны, не позволяя ей выпрямиться. Любимый узел, которым завязывают пленных: стоит попытаться выпрямиться, как веревка тут же начнет душить.
Присев на корточки напротив наемницы, я внимательно посмотрел на нее, приподнял ее подбородок и заглянул в глаза.
Статная, красивая, взрослая девушка. Получить всю правду я хотел без насилия. И не потому, что это женщина, а потому что хватит с нас смертей.
– Давай сразу договоримся так, миледи: ты нам всю правду, а я даю свое честное сталкерское слово, что отпущу тебя живой.
Девушка молчала, продолжая сверлить меня полным ненависти тяжелым взглядом. Это бесполезно и глупо – такие взгляды давно не производят на меня впечатление.
Повисла тишина.
Тема и Макс стояли неподвижно за моей спиной, не вмешиваясь, а только контролируя подходы на полянку – на случай появления новых преследователей. В конце концов, это была моя война.
– Значит, по-хорошему говорить не хочешь? – Я грустно покачал головой в ответ на ее молчание.
И снова испепеляющий взгляд в звенящей тишине леса.
