— Сама видь.
— К каким воротам-то?
Тин-До окружала бесконечно длинная стена, и ворот в ней было четыре. Все, впрочем, на удаленном расстоянии, и так далеко Белинда прогуливаться не собиралась. Думала, выйдет наружу, покурит и в келью. На улице почти стемнело.
— К старый.
Коренастый манол зашагал прочь по коридору.
Лин застыла в недоумении — кто может ждать ее у ворот, тем более у старых? Старые — это те, что вели по западной стороне в лес, через которые они возвращались с утренних пробежек. Кто в своем уме поперся бы к ним в сумерках?
Курить захотелось сильнее, но эту мысль пришлось бросить — плосколицый выглядел так, будто ей лучше поторопиться.
Снаружи смеркалось. Терпко пахла выцветающая полынь и буйно разросшаяся у входа лекарственная укша — так манолы звали темно-зеленую травку с бутонами, которые никогда не распускались.
Белинда сориентировалась, избрала короткую дорогу и зашагала прямиком через некошеный луг — через высокие стрелки осота, «петушиные перья» и цепляющийся за лодыжки вьюн. Изредка липла к ладоням щекотная невидимая паутина.
«Куда же я иду?»
Ей вдруг на минуту показалось, что она вовсе не в монастыре, а в маленьком городишке с деревянными домами. И что у калитки в сумерках ее ждет ухажер — сейчас она выйдет, он обрадуется и смутится, брякнув от возбуждения неуместную шутку, а она незаметно покраснеет, силясь не выдать, что рада его приходу…
Бред. Здесь не село, и никакие ухажеры ее не ждут.
Никогда, если быть честной, не ждали.
А жаль.
Но у монастырской «калитки» ее действительно ждали.
«Парень… на завалинке».
Белинда нервозно хмыкнула, потому что этот «парень» на сельского ухажера не походил совершенно. Да и сравнить его, опершегося на щербатую арку, можно было лишь с небрежно прислоненной к плетню ядерной боеголовкой.
Джон.
Приближаясь к нему, Белинда то и дело спотыкалась и, кажется, с каждой секундой все больше глупела. Пугливые мысли предательски разлетелись, оставив хозяйку с пустой, словно колокол, головой.
Подошла. Потопталась. Поняла, что не знает, что сказать.
— Пойдем, — кивнули ей.
И она поплелась за человеком в сером, как привязанная.
Они углублялись все дальше в лес, куда она раньше не ходила.
Сзади спутник казался не очень высоким и совсем даже не широким — не как качки из спортзала. Обычный мужчина, почти что ординарный, если бы не сложный шлейф, состоящий вовсе не из ноток парфюма, которого Лин не чувствовала, но из невидимых субстанций, которые заставляли ее тело и ум кипеть. Рядом с Мастером Мастеров она оплавлялась сознанием, как брошенная на лаву пластмасса.
«Да, ни один ухажер на завалинке с таким не сравнится».
Знал бы Джон ее мысли…
Вот только куда они идут и зачем? Ее будут тестировать? Может, вот он — экзамен? Или же для самой первой обещанной тренировки? Нет, ей не могло так повезти, она физически не готова…
Страшно. Волнительно. И еще ни с кем и никогда ей не было так спокойно и одновременно так нервозно — парадокс.
Пришли. Темная поляна, вокруг голодный густой лес; на окрестности пала ночь.
Рим, наверное, уже спит. Или думает про Лума…
Остановились. Человек в сером повернулся, сцепил висящие вдоль тела руки, словно терпеливый лектор в аудитории, взглянул на Лин. Взглянул так, что у той зашевелились волосы — на ее разум будто направили мощный прожектор маяка. Белинда на секунду ослепла, попыталась проморгаться, отступила на шаг назад, едва не свалилась. Мгновенье, и прожектора, как ни бывало — погас. Сплошная чернота вокруг поляны из древесных стволов, силуэт Мастера Мастеров напротив.
Лин, все еще щурясь, присмотрелась — обычное лицо, жесткое, красивое. И ничего на нем не прочесть.
— Что это было? Этот Ваш взгляд…
Судорожно потерла лоб.
Ей не ответили.
— Ты продержалась месяц, — констатировали ровно. — Почему?
Какой короткий, но какой сложный вопрос.
Почему? Разве она сама знала, почему? Спрашивала себя тысячу раз и ни разу не ответила.
— Наверное, из-за той женщины с моста. Она… в меня верила.
— Ты видела ее еще раз?
— Нет.
И снова прожектор в лоб.
— Вы не верите моим словам? Не надо так… откровенно, я Вам не вру. И не буду.
Этот «серый», наверное, мог увидеть все, что ему хочется вообще без вопросов. Рим не ошибалась: в Джоне было мало человеческого — кроме тела.
На Лин давило все: лес, темнота вокруг, присутствие рядом не то друга, не то врага — она до сих пор не могла определить, зачем Джон делает то, что делает, и к чему все это приведет.
— Ты ее еще увидишь?
— Я не знаю.
— Если увидишь, скажешь мне.
— Нет.
— Что?
Он удивился — она видела.
— Простите, но я не предатель.
Если он не будет ее учить, пусть не учит. Но она здесь не за тем, чтобы вести себя, как вела раньше. Как слабачка.
— Я просил тебя кого-то предавать?
Белинда молчала, как воды в рот набрала. Хмурилась, разве что губы не кусала — может, дура, что так резко. Рим ведь предупреждала, что «серый» страшный, а она, кажется, дерзит.
— Просил?
Холодный вопрос, очень острый.
И почти что грубый ответ:
— Нет.
Вблизи он был куда страшнее, нежели в ее недавних мечтах — человек по имени Джон. Красивый внешне, но гранитный внутренне. Зачем все-таки они пришли в лес?
Белинде хотелось сказать: «Я не готова, я знаю, я еще ничему не научилась», а после попросить отпустить ее обратно, но у Мастера Мастеров, как оказалось, были другие планы.
— Мы будем заниматься ночью по полтора-два часа. Другого свободного времени у меня нет. О моих приходах ты будешь знать заранее.
«А когда же высыпаться?» — промелькнула судорожная мысль. Ничего, найдет время, найдет, научится восстанавливаться быстрее, изучит еще какие-нибудь практики. От уроков Мастера Мастеров не отказываются, а он как будто действительно готов ее учить.
— На этой поляне. Всегда в одном месте. Вопросы?
— Никаких.
Она соврала. Самым главным вопросом, рвущимся наружу, был один: «Почему Вы решили меня учить? Что Вами движет?» И еще другой: «Почему Вы трижды заваливали на вступительном Рим?»
И ни один из них, естественно, не задала.
