Джон попрощался коротким кивком. И нырнул в ночную тьму.
А Белинда скрипнула высокой деревянной дверью, которую манолы — лучшие бойцы уровней — никогда не запирали на ключ.
* * *
Мира и Мор.
В иной временной отрезок. В ином мире.
— Прекрасный мир, прекрасный, если бы ни люди…
Мор восхищался здесь всем — спокойствием, погодой, синим с живописными облачками небом. Одетая в привычное белое платье Мира улыбалась. Невысокие каблуки ее туфель, касаясь асфальта, не издавали ни звука.
— Посмотри, какая зелень листвы, какая сочность бытия, а они ничего этого не замечают.
— Некоторые замечают.
Она не спорила с ним, но перебрасывалась фразами, словно лениво возвращала брошенный в ее плетеную перчатку бейсбольный мяч.
Местное лето пировало. Лениво восседало в городе, жарило макушки солнцем, жмурилось, глядя на гудящих над клумбами пчел, заставляло жителей выстраиваться в очереди за сладкой газированной водой.
— Шикарная погода! А они — что? — Мор, как всегда, возмущался. — Посмотри на эту старушенцию? Она идет и сетует на то, что деревянные окна, которые она поставила три года назад, сгнили. И теперь ей срочно нужно отыскать деньги на новые. Жадность, в очередной раз жадность. На самом деле окна в ее квартире достаточно теплые. А он…
Мор указал на симпатичного паренька с сумкой через плечо:
— Думает о том, сколько протеина съел на обед и сколько еще съест на ужин, чтобы, как на дрожжах, росли мышцы. Где они все, где? Цели-цели, бесконечные цели. Мира, зачем эти люди ставят сколько целей?
— Чтобы не пребывать в неизвестности. Цель создает иллюзию того, что они знают, куда движутся.
— Но жить без цели означает жить текущим моментом.
— Он страшен для них, Мор. Страшнее всего, что может напридумывать их беспокойный разум. В настоящем моменте нет ничего, за что можно зацепиться. Есть просто бытие.
— И его можно ощутить. Я же ощущаю!
Мира улыбнулась, не поворачиваясь.
— Ты — болтаешь.
— И это не мешает мне видеть этот прекрасный жаркий день. Ведь ни один день ни в одном мире не повторяется. Может, мы тоже посидим на берегу какой-нибудь реки, позагораем?
Им нравилось так развлекаться — иногда прикидываться людьми. Заниматься тем же, чем и люди: прогуливаться, заходить в кафе, садиться в автобус, выходить на незнакомой остановке. И наблюдать-наблюдать-наблюдать.
— Но настоящий момент не может и не должен пугать хотя бы потому, что в нем как раз ничего и нет.
Мор иногда напоминал ей мальчишку. Не мужчину в черном пиджаке, но ярого и горячего, готового брызгать слюной борца за справедливость — ненавидящего идеальность, но к ней же стремящегося. Мире часто казалось, что он нехотя обманывает самого себя, прикидываясь безучастным к чужим судьбам.
— Людям что-то нужно, чтобы чувствовать стабильность. Хотя бы их собственные мысли.
— На девяносто девять и девять десятых бесполезные.
— Именно так.
— А без мыслей?
— Без мыслей они парят в пустоте без крыльев. Это страшно, как падение.
— Или как полет.
— Мор, люди — это люди.
— Ты всегда оправдываешь их.
— Такова их роль. Их игровая площадка — они должны в нее верить.
— Но тебе-то это зачем?
Мира не ответила — она вдруг увидела девушку, которая спрашивала дорогу к дому под номером двадцать пять по улице Народной.
— Что в ней такого?
Мор умел вызывать карту судеб так же быстро, как и богиня Любви. Но ленился.
— Они разругались накануне нового года. Она, будучи беременной, уехала из его города, обидевшись на то, что он просил выделить ему «личную территорию». Прошло время, она многое поняла, у них растет солнечный сын, и она вернулась, чтобы позвать своего мужчину назад.
— И он согласится?
— Не знаю, переломный момент. Но я попробую им помочь.
Сворачивая в незнакомый зеленый двор, сплошь уставленный пятиэтажками, Мор бурчал, как несносный старикан:
— Ты ведь знаешь, что потом будет моя очередь. И мне вместо пляжа придется искать кого-то, на ком моя черная душа сможет отыграться.
— Твоя душа не черная…
— Тебе ее не видно.
— Видно.
Мира уже тянула спутника за девчонкой во двор.
— Зачем ты приехала? Я просил меня не искать. Хочешь поговорить, обсудить что-то?
Часы показывали четыре после полудня; плыли по небу облака, медленно оседал в воздухе пух, с детской площадки доносились веселые и иногда озабоченные крики.
Вика смотрела на человека, которого все еще любила. Несмотря на слова «не приходи», «не нужна», на злостное и неподлежащее обжалованию слово «все» во фразе «между нами все кончено».
— Я приехала не для выяснения отношений.
А он — Владимир — выглядел таким же красивым, как и раньше. Не постарел, не поседел, не поправился, хоть и проползли-пролетели тяжелые для нее полтора года. Белая рубашка, аромат знакомого ей одеколона, чистые отглаженные джинсы.
— Зачем ты позвала меня?
Он теперь жил где-то здесь, переехал. Незнакомое ей место и улица, и дом. Она нашла его по машине — спросила местных, не здесь ли паркуется старый джип? И мужичок с собакой показал.
Владимир на смску: «Я стою у твоей машины», прореагировал неохотно, но прореагировал — вышел. Вика всерьез верила, что не выйдет.
— Хотела на тебя посмотреть…
— Посмотрела?
Не тот диалог, который представлялся ей в мечтах. Ему нечего ей сказать, а на множество ее слов он не прореагирует.
— Зачем мы здесь? — шептал Мор, как будто их могли слышать. Даже руку к уху Миры приложил. — Ты хочешь помочь ему открыться?
— Хочу.
— Тогда самое время.
Вика спросила: «Можно тебя обнять?». Прижалась к стоящему напротив мужчине, как к родному, обвила руками, втянула воздух — его воздух, когда-то их общий…
И Мира уловила верный момент — отправила паре сияющий луч, окутала теплым светом, наполнила энергией благословения.
— Целая семья — это любящая семья. Она его любит…
— А он ее нет. Смотри.
В этот момент Владимир отстранился.
— Я… провожу тебя.
Нарядно одетая девчонка (старалась хорошо выглядеть для поездки) окаменела сердцем. В воздухе вновь прозвучало очередное «нет» — сын будет расти без отца. Что ж, нет, так нет — на этот раз оно стало обоюдным. Вика, внешне спокойная, отступила назад.
