Я есть то, что я вижу, и я не есть то, что я вижу.
Я есть то, что я чувствую, и я не есть то, что я чувствую.
Я есть то, что я слышу, и я не есть то, что я слышу.
Я — то пространство, в котором происходит видение, слышание и чувствование.
И я — не это пространство, в котором происходит видение, слышание и чувствование.
Я всего лишь осознание того, что происходит в этом пространстве.
Я есть это и я есть то! Я есть все!
Крастин бормотал слова вслед за Мадруком, и Арис и трое слуг тоже присоединились к нему.
— Еще несколько шагов, и мы придем к месту ночевки. — Мадрук шагнул в темноту, взял Арис за руку, и все послушно последовали за ним. — Там всех ждет ужин и ночлег. А пока идете, повторяйте:
Я есть то, что я вижу, и я не есть то, что я вижу.
Я есть то, что я слышу, и я не есть то, что я слышу.
Я есть то, что я чувствую, и я не есть то, что я чувствую.
Я — то пространство, в котором происходит видение, слышание и чувствование.
И я не это пространство, в котором происходит видение, слышание и чувствование.
Я — всего лишь осознание того, что происходит в этом пространстве.
Я есть это и я есть то. Я есть все!
Под умиротворяющий речитатив голоса Мадрука все спокойно дошли до гостевого домика, который приветливо манил зажженными факелами перед входом. Сложенное из полых белых кирпичей двухэтажное строение с круглой колонной под портиком входа казалось островком спокойствия и уюта.
— Как странно, — стоило им наконец-то остаться вдвоем в одной из гостевых комнат, украшенной фризом с красноногими куропатками, Арис стала размышлять вслух, — каждый увидел во мраке что-то свое. Я разглядела добрых духов, которые пришли нас приветствовать, ты — всего лишь деревья, окутанные туманом, Крастин испугался злых сущностей.
— У каждого своя реальность и свои иллюзии. Даже днем каждый видит что-то свое, и то, что он видит, заставляет его соответственно действовать и выглядеть. Ты стояла радостная и расслабленная, я был спокоен, Крастин — воинственен и испуган. Весь мир — иллюзия, но у каждого она своя.
— Я никогда раньше не обращала внимания на двадцать шестой лунный день и не задумывалась о том, что же такое иллюзии. А что такое иллюзия, по-твоему? — спросила Арис.
— То, что мы создаем своими представлениями о мире, о себе, о людях. Когда-то в детстве мы играли в театр теней, складывая из пальцев разные фигурки. И вот на белой стене появлялась рычащая собака или добрый заяц. — Мадрук поиграл пальцами, и на стене появилась собака с открытой пастью, а потом и заяц. — И мы до сих пор играем в этот театр теней, — продолжил он, — меняя фигуры, создавая свой спектакль жизни на белой стене реальности, театр своих проекций, и в какой-то момент мы забываем, что сами создали эту фигурку злого пса на белой стене, и начинаем пугаться или, наоборот, бросаться на нее.
— А от чего зависит то, что мы видим, и то, что мы создаем?
— От многого. Когда рождается ребенок, у него нет представлений о себе, о мире, о других. Но со временем в его жизнь входят голоса взрослых, и эти голоса начинают описывать окружающий мир, навешивать ярлыки, давать определения, «складывать его пальчики определенным образом». «Это не просто дерево, а уродливая коряга, стоящая у тебя на пути, ты — не просто ребенок, а маленький врунишка, пытающийся что-то стащить, это — не просто женщина, а старая ведьма, один взгляд которой превращает в камень». Ребенку трудно отделить суть от описаний, и он начинает видеть ту картину мира, которую ему нарисовали другие. И постепенно она становится его картиной, и он начинает видеть мир через призму своих ожиданий. Как сегодня: каждый увидел в тумане что-то свое, то, что ожидал увидеть. Ты — добрых духов, Крастин — злых сущностей.
— А ты — просто туман, — засмеялась Арис.
— Я тоже увидел что-то свое, но, зная, что это всего лишь иллюзия, постарался не придавать ей значения. Хотя люди — хитрые существа, они видят лишь то, что соответствует их представлениям о мире. Мы видим лишь то, что хотим видеть. А если что-то не вписывается в привычную картину, делаем вид, что этого не существует. Точнее, на самом деле этого не видим. Мы смотрим лишь на свой кусочек стены, на котором разыгрывается нами же созданная драма или комедия театра теней. И превращаем других в персонажей своей пьесы, создавая из них нужные нам фигуры. Но самое страшное в этом, но себя мы тоже проецируем на эту стену реальности, точнее, тот образ себя, который, как нам кажется, подходит для данного действия. И в какой-то момент совершенно забываем про то, какие мы на самом деле.
— А какие мы на самом деле?
— Ты не можешь ответить на этот вопрос умом. Ответ где-то глубоко внутри тебя, где-то в твоем центре. И чтобы ответить на него, в какой-то момент необходимо отбросить все свои концепции, идеи о самом себе, о мире, о других. Самое страшное, что нужно стать честным с самим собой и с другими, но это так страшно, так пугает многих из нас.
— Почему?
— Потому что тогда придется отказаться от тех ролей, которые стали частью нас, и разрушить тот мир, те декорации, которые мы так тщательно возводили вокруг своих концепций. Если в моем театре теней я достойный правитель, муж и отец, то и всё, что окружает меня, создано для этого. И если я разрушу представления о самом себе, то что тогда останется от моего мира?
— А ты пытался встретиться с самим собой, понять, что ты хочешь на самом деле, ты как ты, а не как те роли, которые навязаны тебе по праву рождения?
— Верно замечено, навязаны по праву рождения, — с горечью произнес Мадрук. — Кто я? Иногда я сам задаю себе этот вопрос! Кто я — мужчина, правитель, воин, муж, отец, Мадрук. Но кто там, за всеми этими ролями, этими проявлениями?
— Я понимаю, что сейчас поздно и, возможно, ты устал, но пока мы с тобой говорили, я вспомнила об одной практике с зеркалом. Когда-то мне рассказали о ней, я тогда была слишком юной, чтобы принять ее всерьез, но сегодня, думаю, это именно то, что надо. Я прошу тебя, сделай ее сейчас.
— Может, в следующий раз, когда-нибудь? — стал сопротивляться Мадрук. — Я бы хотел сейчас заняться совсем другим! — притянув Арис к себе, он стал покусывать ее ушко.
— Нет, сегодня день, когда лучше воздержаться от секса, — Арис отодвинулась от него, — и день избавления от иллюзий, так что придется тебе делать практику познания себя. — Голос жрицы звучал непреклонно. Она поднялась и достала бронзовое зеркало в золотой ажурной раме на подставке.
— Ого, — удивился и рассмеялся Мадрук, — такое большое, оно же высотой в две моих ладони. А я удивлялся, почему у тебя столько тяжелых вещей.
— Это зеркало из храма. — Арис оставалась серьезной. — И оно поможет тебе заглянуть внутрь себя!
— И что мне с ним делать? — Мадрук вертел зеркало в руках.
