— Катла, но ведь наши враги — троввы! Что мне могут сделать наши предки?
— Лучше не проверять! Предки суровы и не отличаются гибкостью мысли — может быть, оттого, что они мертвы.
— Что-то ты путаешься, няня. Нет, не надо мне домашних туфель. Дай мне башмаки.
Старушка пристально взглянула на него.
— Я надеюсь, ты перестал так переживать из-за дяди? Он теперь со Свейном. И осмелюсь сказать, что, хоть это и большое горе, кое в чем это даже и к лучшему. Я считаю, что Бродир только поощрял твои безрассудные выходки.
— Ну да, родители мне это не раз говорили. А где моя теплая куртка, Катла? Самая толстая?
— Вон, на крючке у двери. Халли, ты не забывай, родители тебя любят! Они тревожатся о твоей судьбе! И последнее, чего им хотелось бы, — это увидеть тебя на виселице.
Халли остановился.
— А что? Разве такое может быть?
— Ну да, до сих пор твое безрассудство приводило только к мелким проступкам, но если ты не исправишься, недалеко и до более серьезных!
Катла вздохнула, глаза ее затуманились от воспоминаний.
— Ты вот не помнишь Рорика из Слисовой Усадьбы. Начал он с того, что принялся таскать яйца из соседских курятников. Было ему всего четырнадцать, как и тебе. Но папаша мало его лупил, и сорванец совсем распоясался! — Она покачала головой. — И не успели мы оглянуться, как он подрался из-за дойной коровы и убил человека. Его повесили на летнем Собрании.
Халли уставился на нее.
— И все это в четырнадцать лет?
— Ну нет, к тому времени ему уже перевалило за тридцать. Но дурные привычки укореняются с малолетства, я так считаю.
Халли насупился.
— Спасибо за совет. Ладно, я пошел.
Когда он отворил дверь, Катла сказала ему вслед с некоторой тревогой:
— Халли, детка, надеюсь… надеюсь, ты не вздумал отправиться на гору? Ты ведь знаешь, в погребении могут участвовать только взрослые мужчины. А если ты решил посмотреть на троввов…
Он рассмеялся.
— Не тревожься обо мне. До свидания, няня!
И вышел, оставив няньку озадаченно хмуриться.
Он стащил на кухне каравай свежевыпеченного хлеба, целый круг козьего сыра и шмат сала, завернутого в тряпицу. Он добыл также две фляги, одну наполнил вином, вторую — водой из колодца. Все это он сложил в заплечный мешок. Потом бесшумно, точно волк, прокрался в отцовскую спальню.
На лавке в углу стоял сундук Арнкеля, почерневший от старости, обитый железными полосами. Халли еще в детстве частенько рылся в нем и отлично знал, что там хранится. В сундуке лежали отцовские инструменты: серп, садовый резак для стрижки изгородей, копытные ножи и овечьи ножницы. Некоторые из них выковал Грим, некоторые много лет передавались по наследству, от отца к сыну.
А на самом дне сундука хранился еще один нож, который использовали только на торжественных пирах да во время жертвоприношений. Нож был узкий, с длинной ручкой и очень острый.
Халли взял нож, закрыл сундук и вернулся в чертог.
Все было тихо. В этот печальный день большинство мужчин ушли на гору, а женщины работали в других местах. Позади возвышения на стене висели сокровища: доспехи и оружие Свейна. Халли окинул взглядом гниющие лук с колчаном, треснувший щит, помятый шлем на крюке. Шлем на миг привлек его внимание: исцарапанная маковка, оплечье и стрелка блестели на солнце, а вот прорези для глаз зияли черными холодными провалами.
Халли отвернулся; его взгляд упал на каменную полку и стоящую на ней шкатулку. Он огляделся. В чертоге никого не было.
Халли встал на цыпочки и снял шкатулку с полки. Шкатулка оказалась тяжелее, чем он ожидал, он едва ее не уронил. Дерево было темное, источенное временем. С бьющимся сердцем, стреляя глазами по сторонам, мальчик попытался открыть крышку. Рассохшаяся деревянная шкатулка долго не хотела открываться, но наконец крышка с треском поддалась.
Внутри что-то блестело.
Халли еще раз огляделся. Прислушался. Где-то неподалеку Эйольв бранил слугу, из сестриной комнаты доносилось жужжание прялки, во дворе смеялись дети. На миг он почувствовал, как его тянет остаться дома, в уюте и безопасности.
Он перевел взгляд на стол, стоящий посреди чертога. Стол был застелен мятой белой тканью, все вокруг завалено вянущими цветами…
Халли долго смотрел туда, где еще недавно покоилось тело дяди. Потом перевернул шкатулку и вытряхнул себе в руку туго свернутый серебряный пояс Свейна, тяжелый и холодный. Халли тут же опустил его в мешок. Шкатулку он поставил обратно на полку, чтобы все выглядело как раньше, вскинул мешок на плечи и выбежал из чертога.
Халли покинул Дом Свейна по боковой дороге, перебравшись через стену, и через болотце, заросшее частым тростником, вышел на нижний луг.
На мгновение он обернулся, чтобы посмотреть на гору, где уже должны были начать рыть могилу. Потом повернулся спиной и, не оглядываясь более ни на гору, ни на уютно угнездившийся под ней Дом, зашагал вперед — убивать Хаконссонов.
Глава 8
В те беззаконные дни путешествовать по долине было опасно. Не многие решались на такое. Но временами, когда Свейну становилось скучно в усадьбе, он уходил странствовать куда глаза глядят. Как-то раз он вышел из дома и отправился на восток, мимо водопадов, в земли Эйрика. В тот год на этом пути подстерегало столько опасностей, что он считался непроходимым, однако Свейн пошел в одиночку, с мечом за поясом и сетью в руке. Он вразвалочку вошел в лес, любуясь бабочками и цветочками. В течение трех дней сторонние наблюдатели могли видеть, как над лесом то и дело взмывают испуганные птицы; из чащи доносились непонятные вопли и звериный вой. На четвертое утро Свейн вышел из леса неподалеку от Дома Эйрика. Он шагал все так же неторопливо, волоча за собой тяжелую сеть. А в сети было одиннадцать голов: пять разбойничьих, три волчьи, две троввских и одна голова отшельника, который осмелился отпустить непочтительное замечание, когда Свейн купался в ручье.
Солнце сияло на бледно-голубом небе; высокие облака, похожие на клочья овечьей шерсти, висели над Северными горами, где потоки поднятого ветром снега струились вниз со сверкающих пиков. Оба склона долины просматривались отчетливо, все блестело и сверкало: овечьи спины, каменные стены, млечно-белые водопады на утесах над Домом Рюрика. И даже сосны на склонах Отрога сияли темным блеском, словно отражали намерения, таившиеся в душе Халли.
Удалившись на безопасное расстояние от Дома и даже слегка вспотев, мальчик остановился в тени растущего на лугу бука, чтобы получше рассмотреть пояс героя.
Когда он достал пояс из мешка и развернул его, серебро ярко вспыхнуло на солнце. У Халли захватило дух: это была цепочка из изящных серебряных звеньев, узорчатых, сплетающихся между собой. Металлические завитки походили на листья папоротника; местами они сплетались гуще, и тогда из них проступали очертания зверей и птиц. Это была куда более искусная работа, чем Халли доводилось видеть когда-либо прежде. Он мимоходом подумал о том, кто был тот мастер, что сделал пояс много лет назад. Но это было не главное. Главным были чудесные свойства пояса. Великий Свейн всегда носил его на себе, и, если верить преданиям, пояс дарил ему удачу.
