Девочка отчаянно вскрикнула. Сердце у Халли упало. Он бросился к ней, гнев рассеялся, уступив место тревоге.
— Что случилось? Ты в порядке?
— Да уж, в порядке! Нога только слегка болит…
Она подвигала ногой на пробу.
— Все нормально. Погоди немного… Помоги мне встать.
— Ты извини… — сказал он, поднимая ее.
Она тяжело дышала.
— И ты меня извини. Я просто…
Она выпрямилась, осторожно опираясь на ногу.
— Я просто не могу вынести мысли о том, что придется вернуться домой. Ты себе не представляешь, что за человек мой папочка. Он меня с ума сводит.
— Я же не говорил, что мы должны все бросить! — сказал Халли. — Просто на сегодня хватит. Та впадина на вершине хребта действительно выглядит многообещающе. Мы скоро сюда вернемся и найдем дорогу к ней, честное слово. Но пока…
Ауд вскрикнула. Она попыталась сделать несколько шагов вверх по склону, но нога сама собой сложилась под ней. Халли подхватил ее под руку, не давая упасть.
Глаза у него сделались круглые.
— Ты что, идти не можешь?
Она кивнула, поморщилась.
— Да не переживай, это просто небольшое растяжение, и все. Скоро пройдет.
Он пристально посмотрел на нее.
— Ты думаешь?
— Да.
— То есть ты нормально сможешь дойти обратно до границы? — уточнил он. — Еще до наступления темноты?
Ауд рассмеялась довольно пронзительным смехом.
— Конечно смогу, а как же! Не может же нам настолько не повезти?
Глава 22
Лунными ночами, когда Свейн уставал восседать на Сиденье Закона и править своим народом, он надевал свой пояс и меч и поднимался на гору, чтобы поохотиться на троввов. У Дома они были не столь многочисленны, ибо опасались Свейна, но на пустошах водились во множестве. Один за другим появлялись они, серые тени, вылезающие из-под земли или пробирающиеся сквозь заросли дрока, и Свейн сражался с ними под холодной луной и приносил домой их головы и шкуры, чтобы украсить стены чертога.
После таких подвигов даже сам Свейн нередко возвращался домой избитый и израненный, и потому он повелел, чтобы его люди ни под каким видом не ходили на пустоши.
— Троввы там слишком сильны, — говорил он, — и некому будет прийти вам на помощь. Держитесь возле жилища, что я построил для вас.
Сгущались сумерки; на востоке небо слилось с землей; свет мало-помалу утекал на запад. Заснеженная пустошь сделалась лиловой, в ее складках и впадинах залегли непроглядные тени. Тут и там вздымались утесы, точно вколоченные в землю огромные гвозди.
Высоко над ними пролетела стая гусей. На небе высыпали первые яркие звезды.
А до курганов было еще далеко!
— Все-таки здорово, что мы не верим в троввов, ага? — жизнерадостно сказал Халли.
— Угу.
Они сделали еще несколько шагов. Халли крепко обнимал Ауд за талию, не давая ей упасть; она тяжело опиралась ему на плечи. Передвигалась она, прыгая на одной ноге; больную же ногу держала так, чтобы не цепляться ею за траву. Таким манером они спустились с холма и уже миновали половину пустоши, однако это заняло очень много времени.
Халли попытался завязать разговор, но это было так же утомительно, как их способ передвижения. Трудно было болтать о любимых блюдах и обсуждать выдуманные сплетни, когда в голову не лезло ничего, кроме троввов, ворочающихся под землей. Халли озирался по сторонам. Окружающая местность буквально на глазах таяла во мраке. Границы было не видно.
Они только что миновали один из утесов и двинулись дальше в сумрачную пустоту, когда Ауд завертела головой, пытаясь что-то разглядеть в сумерках.
— Халли, — спросила она, — что это за звук?
Он вслушался.
— Я ничего не слышу.
— Да? Ну, может, мне показалось. А то я подумала, что… Нет, тут не разберешь, ветер так завывает…
— Ну да. Слушай, давай не будем останавливаться и обсуждать это, а? Пошли дальше!
— Хорошая мысль.
И они заковыляли дальше. Тьма сгущалась. Только над западными горами висело еще тусклое пятно света. Торчащие из пустоши утесы сделались расплывчатыми. А курганов все еще не было видно.
Под ногами хрустел снег. Становилось все холоднее. Ауд тяжело наваливалась на Халли, ахая каждый раз, как ее нога задевала землю.
Тут Халли посетила неприятная мысль.
— Слышь, а ты руку завязала? В смысле, там за нами кровавый след не тянется?
— Не тянется, конечно! Не мели ерунды!
— Ну, я просто на всякий случай спросил.
Халли прошел несколько шагов молча, потом принялся насвистывать сквозь зубы какую-то веселенькую и навязчивую песенку. Делал он это довольно долго. Наконец Ауд не выдержала.
— Да заткнись ты! Если я этот мотивчик еще раз услышу, я тебя стукну, честное слово!
— Ну, я просто хотел нас подбодрить…
— Чем это? Демонстрируя, как тебе страшно? Молодец!
— Чего это мне страшно? Вот посмотри мне в лицо, посмотри: похож я на человека, которому страшно?
— Не знаю, Халли. Не могу сказать, похож ты или не похож. А знаешь почему? Потому что вокруг темно и я вообще ничего не вижу. Темно, Халли! А мы никак не можем добраться до границы, и все из-за тебя!
— Из-за меня?! Можно подумать, это я упал!
— Ну, ты меня почти что толкнул!
— Нет, мне это нравится! — воскликнул Халли. — Во-первых, я-то думал, что тебе плевать на границу и на троввов. Во-вторых, разреши тебе напомнить, что, если бы ты не выпендривалась, мы бы не влипли в эту историю и тебе сейчас не из-за чего было бы паниковать!
— Кто паникует? Я? — возмутилась Ауд. — Да я вообще абсолютно спокойна!
— Ага. То-то ты так верещишь!
Послышался короткий свистящий звук.
— Что это было? — спросил Халли.
— Это я тебя стукнуть хотела. Жаль только, промахнулась.
— Да нет, не это. Вон там, подальше!
Они остановились и принялись вслушиваться в вой ветра над голой пустошью. Ауд слабым голосом сказала:
— Нет… Не слышу… По-моему, ничего такого… Это ты чешешься?
— Что? Нет. Что за дурацкий вопрос? Чешешься, не чешешься… Ауд, это тот самый звук, который я слышал! Откуда он идет?
Они вслушивались, невидящим взглядом пялясь во тьму. Теперь за воем ветра отчетливо был слышен слабый скребущийся звук. Несколько раз он утихал только затем, чтобы тут же возобновиться. Он делался то громче, то тише, но даже когда становился почти неслышным, он все равно присутствовал: слабое царапанье на самой грани слышимости. Определить, откуда это доносится, было невозможно.
