Цейцлер. Да, войска – отражение своего командира.
Гитлер. Да, всегда.
Цейцлер. И мне абсолютно ясно: если войска плохо воюют, значит, либо командир убит, либо он плохой командир.
Гитлер….Если он здесь выдыхается и мы можем обойтись теми силами, которые у нас есть, то потом будем рвать на себе волосы. Это будет не конец, но если мы можем выкрутиться здесь – Манштейн просто отказывается брать ответственность за эти войска. Ему достаточно хорошо известно, что они будут атаковать здесь. Говорит, что они не пойдут в наступление по всему фронту, потому что вымотались. Он не собирается продолжать; отказывается нести ответственность для собственного спокойствия. К сожалению, я не могу так поступать; я вижу, что близится момент, когда эта афера приведет к кризису. Я могу представить все последствия, которые она может иметь. Отсюда решение. Народ продолжает говорить: мы будем сражаться до победы, – для меня эта борьба до победы означает на сегодня только одно: каким-то образом стабилизировать положение.
Цейцлер. Это вполне понятно. Если удастся стабилизировать положение, то для нас это победа. Но мы не можем разгромить его.
Гитлер. Мы не можем рассчитывать на что-то большее в данный момент. Но не надо забывать, что прошлой зимой мы были в ужасном положении. Тем не менее к маю мы настолько восстановили свои силы, что подумывали сами пойти в наступление, и в июле действительно атаковали противника.
Цейцлер. Просто дело в том, что наши войска очень растянуты. Только все подготовишь, как случается еще что-то, и мы опять в трудном положении.
Гитлер. Благоприятный момент наступит тогда, когда они окопаются и построят оборонительную позицию. Надо как можно скорее сменить командиров в действительно слабых дивизиях. Вот что нам надо. Я изучил этот доклад, и могу сказать только то, что есть здесь никуда не годные дивизии. Но когда командир заявляет, что нет смысла стараться влиять на солдат, я говорю: в твоем влиянии нет смысла. Нет силы в твоем характере, чтобы повлиять на кого-то. То, что он говорит, чистая правда. Только вот смотрит он на это со своей колокольни. Он полностью потерял авторитет. Это мне известно. Во время Первой мировой войны я знавал полковых командиров, чей авторитет был крайне низким, потому что они никого не принимали всерьез. Но были у нас и другие полковые командиры, которые моментально могли навести порядок даже в самых худших ситуациях, и их части были тверды как скала. Просто все зависит от человека. В тех дивизиях, к которым я имел какое-то отношение
[251], я точно знаю, хороший там командир или нет. О нем можно судить, взглянув на его часть, как в зеркало.
Я опять возвращаюсь мыслями к своим местным организациям. На каждых выборах у меня были районы, где уже вечером в день выборов я был уверен, что мы победим. Почему? Не скажу, что это могли быть Франкония, или Кёльн – Кёльн был краснее красного, – или Восточная Пруссия. Что говорить про Восточную Пруссию! Она была сплошь реакционная и настроена против нас. Или Мекленбург, или Тюрингия. Тюрингия была ярко-красной, но в одном городке у меня был Кох, в другом – Заукель, в третьем – Лей. Это были свои люди. В других, к несчастью, не было по-настоящему надежного человека, и там приходилось трудно. Я точно знаю! Благополучными были те районы, где был хороший лидер.
То же самое сегодня. Не так давно плохо шли дела в Касселе. Ничего плохого в том, чтобы говорить об этом. Человека, конечно, уволили. Не дорос он до такой работы. Какая польза говорить: «Да, в Берлине и Гамбурге было легко». Наоборот, в Гамбурге было гораздо труднее. Там у нас был человек крепкий как сталь, которого ничем не сломить, а человек в Касселе просто сломался. Он был не того уровня. Фактически командир является отражением состояния своих войск, а состояние войск есть отражение характера командира.
Такое часто может быть губительным. Например, прибывает хороший командир, гибнет, появляется другой, тоже гибнет. Естественно, каждый случай такого рода сказывается на войсках. Если командир особенно любим в войсках, если уходит хороший командир, последствия всегда хуже, чем если убит плохой. Все это мы проходили. И такое возможно. Но одно можно сказать определенно: если моральный дух в войсках низкий, это всегда связано с командиром.
Легко говорить. Мы через это прошли, Цейцлер. Мы отошли на более короткий рубеж и поняли, что нам его тоже не удержать. Или могли бы удержать, будь мы более мобильны и наши части больше настроены на самопожертвование. Тогда многое удалось бы спасти.
У нас уже был классический случай. Вся невельская катастрофа стала следствием мелочного эгоизма командующих двух групп армий, которые вели себя как мелкие эгоисты и никогда не помогали друг другу. Теперь мы должны удержаться на более протяженном рубеже; все в порядке; все должно быть в порядке. Я могу представить последствия здесь; они заходят очень далеко.
Цейцлер. И для войск, и для самой позиции.
Гитлер. Для войск это катастрофа. Нам просто придется защищать второй Сталинград
[252], если это вообще реально. Не просто не можем хладнокровно повернуться спиной, потому что это не имеет отношения к армии фельдмаршала фон Манштейна. Мы не можем этого сделать; мы должны помнить, что здесь мы потеряем солдат.
Следующий пункт: вы можете сказать – более важные цели. Но может быть, нам удастся достигнуть этих более важных целей и так. Может быть, еще что-то произойдет. Может случиться, что Турция вступит в войну. В Румынии все зависит от главы государства. Если он теряет здесь свою армию – надо вам почитать письма, которые он мне пишет.
Цейцлер. Нет. Я думаю единственно о том, как бы не случилось еще большей катастрофы. Вот мой единственный довод.
Гитлер. Да, надо подумать. Я спрашивал, могли бы мы рискнуть и поставить туда 16-ю дивизию.
Цейцлер. Я вчера все время размышлял над этим. Прошлой ночью твердил себе: надо подумать, переводить ли на юг 16-ю дивизию.
Гитлер. Цейцлер, я должен сказать одно: это решение не такое трудное, как решение насчет Крыма. Если мы отведем войска здесь, Крым потерян. Нам надо очень хорошо подумать, забирать ли при таких обстоятельствах 16-ю дивизию. Надо бы подтянуть с юга 44-ю дивизию, и одну дивизию сюда, и 16-ю. Вот три соединения, на худой конец, пока остальные не обретут подвижность.
Цейцлер. Мы можем пока обойтись без них. Но в будущем нам там придется туго. Только в дальнейшем мы можем навести порядок, если отведем войска с этого выступа. На мой взгляд, он стал таким же неприятным, как и у Петербурга.
Гитлер. Не таким. Если отвести войска там… заберите пару дивизий. Это не так страшно, как здесь. Здесь хуже всего, потому что последствия будут наихудшие. Может быть, придется здесь немного отступить, чтобы сохранить какую-то дивизию.
