Намерение и план изменить ситуацию на западе путем крупного наступления оставались неизменными. Реальные приготовления начались в тот же день с приказа: «Сформировать 6-ю танковую армию под командованием обергруп-пенфюрера Дитриха, которому поручается воссоздание этой армии»
[277].
В то время как ситуация все больше обострялась, штаб оперативного руководства ОКВ, как исполнительный орган, вынужден был заняться другими вещами – многочисленными мерами, направленными на воссоздание этой армии на западе. Гитлер тем временем лично давил на люфтваффе с целью заполучить для грядущего наступления новые истребители. Но этому серьезно препятствовали предъявляемые им дополнительные технические требования к эксплуатационным качествам самолетов. В день моего отъезда эта проблема привела к острым разногласиям с Герингом.
Продолжая подготовку к предстоящему наступлению, Гитлер вызвал в начале сентября в ставку в Восточную Пруссию фельдмаршала фон Рундштедта, чтобы снова назначить его главнокомандующим войсками на Западе. Он всегда считал, что у Рундштедта светлая голова, когда дело касается большой стратегии, и в течение нескольких последующих дней говорил о нем на совещаниях как о «своем» старейшем фельдмаршале с непривычной робостью и уважением. Рундштедт сидел неподвижно и говорил мало, но спустя несколько дней, 5 сентября, принял на себя командование. Таким образом, под командованием Моделя осталась теперь только группа армий «Б» – северный и центральный участки Западного фронта. Генерал-полковник Бласковиц, командовавший на юге, был вскоре после этого уволен. На совещании 1 сентября Гитлер сказал про него: «Если он ухитрится сделать это [быстро соединить 19-ю армию с основными войсками], тогда я торжественно принесу ему извинения за все» [имея в виду немилость, в которой тот находился со времен его выступления против оккупационной политики в Польше в 1939 году].
Все следующие недели и месяцы противник наступал практически непрерывно, но Гитлер по-прежнему руководствовался все тем же стратегическим принципом: обеспечить основу для предстоящего наступления. Пространство для маневра явно сокращалось, оборонявшиеся войска становились слабее с каждым днем, и все-таки Гитлер упорно противодействовал, что стало уже частью его натуры, любому стратегическому решению, которое подразумевало оставление маловажных районов для обеспечения возможности главного, стратегического наступления. Поэтому перспективы на успех становились все меньше и меньше. После сдачи Антверпена Гитлер приказал создать на правом фланге, где лишь частично был восстановлен хоть какой-то порядок, плацдарм в устье Шельды, затем закрепиться на Альбертканале (строго по линии бельгийско-голландской границы) и упорно его защищать. Такой приказ стал возможным единственно потому, что в самый последний момент люфтваффе смогло предоставить 1-ю парашютную армию, сформированную из избыточного личного состава. Этот шаг и тот факт, что значительные немецкие силы находились еще в «крепостях» Дюнкерка, Кале и Булони, заставили противника впервые хоть на какое-то время остановиться и в значительной степени повлияли на весь последующий ход боевых действий. К 10 сентября эти крепости отвлекали на себя примерно треть сил группы армий Монтгомери, и, несмотря на свое численное превосходство, западные союзники не смогли прорвать блокаду в устье Шельды до 3 ноября. Первый конвой вошел в гавань Антверпена только 28 ноября. На решения Гитлера в большой степени повлияло также твердое желание сохранить последние из оставшихся баз для фау-оружия, расположенные вблизи Англии, особенно когда на вооружение вот-вот должны были поступить гораздо более эффективные ракеты «Фау-2»
[278]. В то же время он ошибочно, бесполезно и исключительно для престижа оставил на островах пролива целую пехотную дивизию. О ее выводе теперь не было и речи.
Какое-то время казалось, что курс на сосредоточение сил в районе главного удара можно одобрить, но сражение вокруг Ахена полностью задвинуло его на второй план. Угроза нависла не просто над городом, мы потеряли первый форт линии Зигфрида, а вскоре после этого противник прорвал вторую линию пограничных укреплений. 14 сентября Йодль записывает в своем дневнике повеление Гитлера: «На линии Зигфрида каждая пядь земли, а не только укрепления, должна рассматриваться как крепость».
16 сентября последовал приказ за подписью Йодля, который и по духу и по букве следовал, казалось, образцу сталинского воззвания 1941 года:
«На многих участках на западе бои идут сейчас на германской территории. Мы сражаемся за немецкие города и деревни. Этот факт должен вдохновлять нас воевать с фанатичной решимостью. В зоне боевых действий каждый здоровый мужчина должен отдать все свои силы. Каждый бункер, каждый блиндаж, каждый город, каждая деревня должны стать крепостью, о которую противник в бессилии будет биться головой или в которой немецкий гарнизон вступит в рукопашный бой».
Звучало это так, будто про план наступления временно забыли, потому что дальше в приказе говорилось: «С нашей стороны уже не может быть какого-то крупномасштабного наступления. Все, что мы можем, – это удержать наши позиции или умереть».
30 сентября, то есть спустя две недели, последовал приказ за подписью Кейтеля. В нем получили дальнейшее развитие указания Гитлера, а также содержалась попытка создать некую видимость организованности, хотя одновременно начальник штаба ОКВ показал, что трусливо беспокоится, как бы не впутаться в дела «гаулейтера и комиссаров по обороне рейха». За несколько дней до этого, 25 сентября, вышел декрет Гитлера о создании в Германии войск местной обороны (фольксштурм); сначала его подписал Борман, а затем скрепил своей подписью Кейтель. Этот декрет возлагал на партию организацию и руководство «последним призывом». Через два месяца пришло время для выхода следующего приказа Гитлера, на сей раз подписанного Йодлем:
«Если в результате халатности или бездействия со стороны командиров или войск противнику удастся прорваться в укрепленную зону [на линию Зигфрида], это будет преступление с непредсказуемым последствием. Фюрер твердо решил в таких случаях привлекать виновных к ответственности немедленно».
Операции британских парашютистов в Арнеме не привели к каким-то особым действиям со стороны верховной ставки. К вечеру первого дня, 17 сентября, эти новости заняли большую часть совещания в «Вольфшанце», но Гитлер оставался необычно спокойным, потому что в это же время сообщили, что в бой брошены находившиеся в этом районе немецкие резервы. Операция Монтгомери потерпела неудачу в главном – ему не удалось захватить мосты через Маас, Ваал и Рейн, но роль верховной ставки в этом была невелика. Отношение к происходившей там ожесточенной битве достаточно ясно показывает запись в дневнике Йодля за 21 сентября, где он, несомненно, цитирует слова Гитлера: «Фюрер высказывается в грубых выражениях по поводу глупости отдавать мосты в руки врагу в целости и сохранности».
Штаб оперативного руководства ОКВ теперь всерьез был захвачен поиском выхода из больших и мелких критических ситуаций. Он решал бесчисленное множество конкретных проблем, которые возникали в различных пограничных районах в результате полного изменения обстановки на западе (например, укрепление оборонительных сооружений на германском побережье Северного моря и усиление охраны мостов через Рейн). Он постоянно вовлекался в бесплодную борьбу с требованиями Восточного фронта прислать людей и технику. Сложилась такая ситуация, что в начале шестого года войны штаб впервые привлекли к организации крупной наступательной операции и проведению всех подготовительных мероприятий к ней, до сих пор этим занимались только ОКХ и его оперативный отдел. Обстановка на фронте и так уже достаточно создала абсолютно непреодолимых проблем, но теперь, на последнем этапе войны, вся бесполезность высшего органа вермахта стала очевидной. Единственное, что имелось в наличии у начальника штаба оперативного руководства ОКВ, как второго начальника штаба сухопутных войск, для выполнения поставленных перед ним задач, – это интеллект и энергия нескольких избранных армейских офицеров в его собственном штабе. Потому что все другие силы и средства, необходимые для этой операции, начиная с частей, которые предполагалось задействовать, и данных о противнике и заканчивая снабжением, волей-неволей зависели от сухопутных сил, личного состава сухопутных сил и военных объектов сухопутных сил, а он все-таки был сам по себе. Он не составлял с ними одно целое, он их по-настоящему не знал и не жил с ними. Он годами находился рядом с Гитлером или в непосредственной близости от него. Потому он больше чем кто-либо неизбежно оказывался под влиянием решимости Верховного командующего, оторванной от всякой реальности, и меньше чем кто-либо способен был противостоять ей. Нет ничего, что доказывало бы, что именно так рассматривал все это Йодль. Наоборот, многие его высказывания впоследствии, во время пребывания в тюрьме, рождали подозрения, что он считал, что для него настал великий момент. Трудно, однако, избавиться от мысли, что, не будь штаб обречен страдать от такого невыгодного положения, эта злополучная военная кампания, возможно, никогда бы не началась.
