«Гальдер долго изучал вопрос, не надо ли нам действительно перейти к обороне на Востоке, раз дальнейшие наступательные операции кажутся выше наших сил. Но невозможно было даже заикнуться об этом Гитлеру. Что тогда? Если мы позволим русским обрести второе дыхание и возрастет угроза со стороны Америки, тогда мы уступим инициативу врагу и никогда не получим ее обратно. Поэтому мы можем сделать только одно: несмотря на все препятствия, попытаться еще раз».
Отсюда ясно, что и ОКХ, и штаб оперативного руководства ОКВ не отступали от хорошо испытанных правил стратегического искусства и считали, что цель генерального военного плана на 1942 год состояла в том, чтобы каким-то образом устранить одного противника, пока второй не смог развернуться в полную силу. Поэтому в силу обстоятельств точка зрения военных в этом смысле совпала с мешаниной политических, идеологических и экономических идей, на которых основывалась стратегия Гитлера. Однако, как вскоре стало ясно, у них не было согласия ни относительно способов достижения целей, ни относительно самих целей.
Опять сложилась ситуация, когда для настоящего штаба оперативного руководства ОКВ могла появиться действительно важная работа, если бы это был штаб, который не воспринимал себя лишь в качестве гитлеровского рабочего штаба и не кичился своими двойными обязанностями, выступая в роли главного командования сухопутными войсками. Ему, по крайней мере, следовало изучить возможности других решений. Нет смысла теряться в предположениях; достаточно вспомнить те перспективы, которые по-прежнему обеспечивало обширное соглашение с Францией. Теперь оно, безусловно, имело особое значение, так как Германия оказалась ныне перед лицом двух сильнейших морских держав в мире. Если бы мы силами растущего подводного флота и мощных соединений люфтваффе, действующих с территории Франции, смогли нанести по-настоящему смертельный удар по их морским путям и торговым судам, то нам, вероятно, удалось бы задержать высадку союзных войск в Европе и Северной Африке, а также воспрепятствовать развертыванию превосходящих военно-воздушных сил противника на европейском континенте. Кроме того, Красная армия на востоке находилась в достаточно зависимом положении от морских поставок из западных стран, поэтому, пока мы перенесли бы основные усилия на ведение морской и воздушной войны в Атлантике, она была бы не в состоянии предпринимать крупные операции. Эффект был бы еще больше, если бы нам удалось заставить японцев осуществлять общую военную стратегию хотя бы только с этой целью, и никакой другой.
Но ничего подобного не случилось и даже не предлагалось. В личном военном окружении Гитлер властвовал даже над самим процессом мышления. Его влияние было почти осязаемым, хотя про себя люди, возможно, и не соглашались с его идеями. Чем больше времени человеку приходилось проводить с Гитлером, чем ближе он оказывался к верховной ставке и чем больше увязал в ее повседневной рутине, тем сильнее становилось это влияние. Более того, главнокомандующие флотом и люфтваффе не предпринимали никаких шагов, хотя, как и прежде, они обходили оперативный штаб и имели прямой доступ к Гитлеру; может быть, они достигли наконец какого-то понимания между собой или старшие офицеры их штабов нашли какой-то путь для обстоятельных разговоров с Йодлем. Во всяком случае, под давлением кризисной обстановки Редер и Геринг приняли без возражений приказ Гитлера от 10 января 1942 года, который был подготовлен Организационным отделом штаба оперативного руководства ОКВ совместно с управлением по экономике и вооружению и касался оснащения вермахта. Этим приказом программа вооружения «в результате изменившейся обстановки» была развернута в сторону армии, а вооружение авиации и флота ограничивалось тем, что можно произвести из оставшегося сырья. Интересно, что в этом приказе говорилось, что нельзя ставить вопрос о создании новых формирований СС, если это потребует дополнительного вооружения германского производства. Гитлер полностью проигнорировал это распоряжение, хотя сам его отдал. Несомненно, его примеру последовали все другие заинтересованные стороны, которые делали все возможное, чтобы не выполнять остальные пункты приказа – в ущерб сухопутных сил.
Интересна позиция Геринга в то время, изложенная в дневнике Геббельса. 31 марта 1942 года он отмечает, что «рейхсмаршал особо осторожен с какими бы то ни было прогнозами». Позже, после разговора с начальником штаба ОКМ 12 июня 1942 года, в дневнике Гальдера появляется взрыв негодования по поводу флота и его планов:
«Представление об общей обстановке, которое ОКМ само себе создало, полностью отличается от наших трезвых оценок. Эти люди мыслят в масштабах континентов. Основываясь на своем предыдущем опыте участия в армейских операциях, они просто полагают, что мы, руководствуясь сиюминутной прихотью, можем решить, поворачивать ли нам и когда поворачивать по суше с Кавказа к Персидскому заливу или двигаться из Киренаики через Египет к Суэцкому каналу. Они говорят об операциях на суше по территории итальянской Африки в направлении восточноафриканского побережья и Южной Африки. Они самонадеянно рассуждают о проблемах в Атлантике и безответственно – о ситуации в Черном море. Разговаривая с ними, попусту тратишь слова»
[184].
В этих условиях сложилась ситуация, при которой сопротивление гитлеровской воле стало гораздо слабее.
Цели и методы их достижения на востоке
Общий план войны был поэтому составлен Гитлером диктаторским способом, но вдобавок к своей новой должности главнокомандующего сухопутными войсками он теперь полностью взял на себя и непосредственное руководство операциями. При подготовке к предыдущим крупным кампаниям он ограничивался общими указаниями, критикой и другого рода участием той или иной степени важности; но теперь появились обязательные инструкции, в которых все оговаривалось гораздо детальнее, чем принято было в германской армии.
Ясно, что к 12 февраля 1942 года высшие круги вермахта уже были осведомлены об основных направлениях гитлеровских планов. Примерно в это время вышли письменные инструкции ОКВ и ОКХ, хотя сначала с целью ввести в заблуждение противника; впоследствии ОКМ издало приказ о приготовлениях в районе Черного моря. 20 марта Геббельс отметил в своем дневнике: «У фюрера снова есть абсолютно четкий план на предстоящую весну и лето… Его цели – Кавказ, Ленинград и Москва… Ограниченные наступательные операции будут вестись с опустошительным воздействием».
28 марта после полудня в верховной ставке было созвано специальное совещание; по причинам секретности личная канцелярия Гитлера пригласила очень ограниченное число людей из самых высших штабов вермахта, сухопутных войск и люфтваффе. Меня сначала не пригласили, и я смог принять в нем участие только после настойчивых обращений к Йодлю, заявив, что это скажется на репутации его собственного штаба. На этом совещании начальник Генерального штаба сухопутных войск представил детальный план наступления для летней кампании по тем направлениям, по которым уже были даны устные разъяснения
[185]. Единственное, что следует здесь сказать, – так это то, что Гитлер, не напуганный недавними провалами, вернулся к своей базовой концепции декабря 1940-го и лета 1941-го; он вновь предложил в качестве главных наиболее удаленные от центра участки флангов на широко растянутой линии фронта. Было лишь одно отличие: он ухватился за тот факт, что сухопутные войска теперь не в полном составе и их потери невозможно восполнить, поэтому придется достигать обе цели последовательно, а не одновременно, начав на юге с Кавказа. На этот раз (вопреки комментарию в дневнике Геббельса) Москва в качестве цели вообще не фигурировала.
