И снова мы понимали, что нам не хватает тщательной подготовительной работы, которую должен проводить союзнический штаб. В нашем распоряжении было всего несколько дней и лишь по нескольку часов в каждый из них на то, чтобы все обсудить; в любом случае было слишком поздно, ибо, как всегда, обе стороны не раскрывали своих карт, а Йодль был единственным членом штаба оперативного руководства ОКВ, который присутствовал на этих обсуждениях. В данном случае сама база этих переговоров вызывала особые затруднения, а результаты были сомнительнее, чем обычно; итальянцы выдвигали на первое место захват Мальты, но они не могли провести эту операцию только своими силами и даже не могли назвать дату, когда они будут готовы в этом участвовать. С германской стороны не было единодушия даже между ее представителями. Роммель не знал положения дел с Мальтой и потому настаивал на возобновлении наступления на Суэцкий канал, заявляя, что иначе англичане могут опередить его своим контрнаступлением; Кессельринг считал, что мы можем, а на самом деле должны взять Мальту, нанеся ей смертельный удар немедленно вслед за воздушной бомбардировкой; наконец, Гитлер, как и прежде, не верил в то, что высадка на Мальту получится успешной, и потому больше склонялся к наступлению на Египет. Может быть, он временно утратил решимость или, скорее всего, просто разыгрывал спектакль, но, во всяком случае, он согласился на компромиссное предложение; оно предусматривало, что армия Роммеля дойдет не дальше, чем до ливийско-египетской границы, чтобы к середине июля или самое позднее к середине августа, в обоих случаях в полнолуние, все могло быть готово для высадки на Мальту.
Дней десять спустя, сразу после 10 мая, Кессельринг доложил о завершении операции по уничтожению военных объектов на Мальте. Но это был момент, выбранный Гитлером для того, чтобы разрешить Герингу, который тоже возражал против удара по Мальте, перебросить части 2-го воздушного флота на Восточный фронт; одновременно он заявил, что если на Западе или в Норвегии возникнет хоть малейший признак угрозы, то следует учесть возможность дальнейшего вывода военно-воздушных сил из Средиземноморья
[194]. Эти решения и ряд «весьма скептических» замечаний относительно его собственного решения насчет Мальты, появившиеся всего лишь через три недели после переговоров с итальянцами, заставили штаб оперативного руководства ОКВ почувствовать, что надо внести наконец ясность, тем более что в это время наши отборные штурмовые части со всеми необходимыми транспортными средствами и боевой техникой сосредоточились на Сицилии. Как это часто случалось, когда Гитлер пребывал в нерешительности, единственное, до чего он додумался, – это вызвать ответственного начальника в ставку в Восточную Пруссию для устного доклада; в этот раз им оказался известный специалист по парашютным операциям генерал Штудент. Его доклад состоялся 21 мая, и он ясно и определенно высказался, что уверен в успехе; его полностью поддержал начальник штаба люфтваффе Ешоннек, хотя оба должны были знать, что Геринг против этой операции; поддержка пришла также от флота и германских и итальянских представителей в Риме, где тем временем был сформирован и начал работать специальный союзнический мальтийский штаб – первый пример такого рода за всю войну.
Все это, однако, ничего не значило для Гитлера. Он пришел в ярость и в присутствии Штудента отмел без дальнейших обсуждений все планы и предложения, заявив, что они противоречат его замыслам. До этого момента Йодль твердо держался в тени, так что теперь ему было слишком поздно заставлять свой штаб еще раз взвесить все за и против. И вопрос был закрыт раньше, чем итальянцы, получавшие еще меньше информации, узнали об этом наиважнейшем решении по поводу их театра военных действий на Средиземном море. Не рассмотрев этот вопрос детально, Гитлер выдвинул ряд новых аргументов, а именно: раз Роммель дошел до ливийско-египетской границы, то поставки в Северную Африку можно опять осуществлять, минуя Мальту, в Тобрук; Мальта нам не нужна, и поэтому мы просто должны быть готовы к высадке теоретически, чтобы бросить пыль в глаза итальянцам. И хотя какое-то время приготовления продолжались, оставляя итальянцев в заблуждении, ключевой раздел приказа ОКВ относительно будущей стратегии в Средиземном море, явившейся результатом договора от 4 мая в Берхтесгадене, рассыпался в прах
[195].
Так что весной 1942 года перспективы длительной оборонительной стратегии в Северной Африке и Восточном Средиземноморье (с Мальтой ли или без нее) оказались такими же неясными, как и прошлым летом. Что касается других театров войны ОКВ, то штаб оперативного руководства получил приказ тщательно пересмотреть все предыдущие планы и приказы в свете последних изменений обстановки в мире. С одной стороны, реальность состояла в том, что основные силы вермахта были по-прежнему задействованы на Восточном фронте; с другой – в том, что наступательная мощь западных государств постоянно нарастала; немаловажными факторами являлись также все более сдержанная позиция Испании и постоянное нежелание Гитлера достичь понимания с Францией. На совещании 25 апреля были рассмотрены возможности высадки англичан и американцев во Франции, на испанской части Марокко и Иберийском полуострове, но, несмотря на существовавшие опасения, директива ОКВ (№ 42 от 29 мая 1942 года), ставшая результатом нашего повторного исследования, не предусматривала в отношении Западного Средиземноморья ничего другого, кроме перенесения планируемых операций на гораздо более поздние сроки. Захват Гибралтара был уже невозможен; так что в случае нападения западных союзников на Северную Африку единственной реальной контрмерой могла быть оккупация пока свободной части Франции; однако даже ее можно было осуществить только в импровизированной форме – в зависимости от того, какие силы окажутся под рукой у главнокомандующего на Западе в нужный момент, и при условии, что в этой операции примут участие итальянцы, заняв французское побережье Средиземного моря и Корсику. В случае высадки десанта на территории Испании или Португалии считалось, что главнокомандующий на Западе сможет захватить южные предгорья Пиренеев, а впоследствии порты на северном побережье Испании, хотя без предварительного соглашения с Испанией едва ли это было реально
[196].
Что касается укрепления нашей обороноспособности на Западе, то я сам изучал обстановку на месте; в результате штаб оперативного руководства ОКВ решил, что единственно, что необходимо сделать, – это включить в общую оборонительную систему под началом главнокомандующего на Западе датское побережье, которым пренебрегли ранее
[197]. Примерно в середине июня Гитлер начал проявлять «сильную тревогу по поводу возможных попыток высадки десанта» на Атлантическом побережье; по своему обыкновению он с каждым днем тревожился все больше, заявляя, что видит реальную перспективу «массированного использования парашютных войск». Сначала такая озабоченность привела лишь к тому, что он отдал общие распоряжения оставить необходимые силы на Западе и держать там «резерв подводных лодок». Однако 26 июня пришло сообщение, что «вдоль южного берега Англии сосредоточиваются мелкие суда». Этого оказалось достаточно, чтобы заставить его выдвинуть вперед ближайшие резервы и даже предусмотреть сразу же после начала наступления на Востоке переброску на Запад его собственного «СС Лейбштандарта» и танковой дивизии СС в придачу
[198].
