16 мая. Отряд эшелоном выехал догонять дивизию. В Ростове-на-Дону простояли четыре дня. Там я нашла Аню Думитрашко. Хорошо провели время: столько надо было рассказать друг другу! Эшелон дошел до станции Авдеевка, вернулся до Ясиноватой и дошел до Славянска, где мы стояли три дня. Рядом с нами оказался эшелон с Вадиной (мой двоюродный брат) батареей, и мы с ним неожиданно столкнулись. Не видались с Петербурга, с самого начала революции.
30 мая. Прибыли в Изюм и выгрузились. На вокзале были раненые терцы, и я дежурила ночь.
1 июня. Вышли из Изюма походным порядком, проехали поздно ночью через деревню Староверовка, где недалеко стоял большевицкий броневик. Ночевали тревожно в двух верстах в деревне Няволодовке.
2 июня. Прибыли в Купянск и соединились с дивизией. Мы расположились лагерем. Меня посылали с десятью двуколками, перевезти больных и раненых за две версты на станцию Заосколье.
3 июня. В 8 часов утра вся дивизия собралась на площади, был парад, и полки с музыкой начали выступать; за полками шла артиллерия, несколько крестьянских повозок со снарядами, и за ними мы. Весь обоз шел сзади. Мы ехали по одной сестре на двуколке – сидели спереди рядом с ездовым (то есть с тем, который правил). В ногах стоял походный сундучок с самым необходимым: остальные вещи были в обозе. На дне двуколки было всегда свежее сено, и, если не было раненых, мы могли там отдохнуть и поспать. Сначала все двуколки имели брезентовые крыши и бока (аэропланы, как говорили казаки). Но очень скоро начальник дивизии приказал их снять, так как они были видны издалека и выдавали дивизию в походе. Обыкновенно мы выступали рано утром, шли весь день и вечером ночевали в какой-нибудь деревне. Среди дня останавливались и недолго отдыхали, если все было спокойно. Нам квартирьеры отводили хаты. Там мы спешно ели, что находили – простоквашу, яйца, – и заваливались спать на носилках. Бабу просили сварить суп из курицы. Варилась она ночью в русской печке. Утром, встав, съедали приготовленное и остатки курицы брали с собой. Днем на ходу крутили гоголь-моголь, ели подсолнухи, которые наши ездовые рвали в полях для себя и для нас. Яйца всегда у меня были: мой ездовой обожал сырые белки, поэтому у него всегда был запас свежих яиц. Я крутила гоголь-моголь, а он глотал белки. Когда мы получали раненых, мы на ночевках почти не отдыхали: приехав вечером в деревню, надо было их устроить по хатам, перевязать, накормить, оставить дежурную сестру, так что ложились спать очень поздно, а вставать надо было рано, чтобы к выходу дивизии все раненые были накормлены, перевязаны и отправлены в тыл; если их отправить было нельзя, то надо было уложить их на наши двуколки, чтобы везти дальше с собой.
Очень часто мы попадали под обстрел, главным образом броневиков, так как одна из задач дивизии была взрывать железнодорожное полотно. Броневик – это бронированный паровоз с тоже бронированными вагонами-площадками для артиллерийских пушек и пулеметных гнезд; их задача была охранять железнодорожные мосты и железнодорожные пути и станции.
Когда начинался обстрел, летучку старались отвезти в сторону, но не всегда это было возможно. Очень меня забавляла сестра Ларькова: она всегда имела при себе большую красную подушку и, когда начинался обстрел, она, как страус, прятала под нее голову.
Из Купянска начался Харьковский поход. В первый день нашего похода пришли в селение Великие Хутора. Нашему отряду отвели несколько халуп. Двуколки остались на улице. Мы бегали и покупали яйца и молоко. Казаки сразу же повесили на телеграфном столбе учителя-коммуниста, а двух учительниц выдрали.
6 июня. В 6 часов утра выступили дальше. Весь день шли благополучно, только в 11 часов подскакал легко раненный казак разведки; они еще рано утром наскочили на большевиков, но те исчезли. К вечеру мы подошли к деревне Хотомля. Послали разведку и квартирьеров. Жители сказали, что красных нет, но, как тронулись к деревне, началась стрельба: оказалось, что человек тридцать красных сидело во ржи. У нас один убит, три раненых. Когда началась стрельба, мы все остались стоять на дороге, в том порядке, как шли. Большевиков прогнали – у них было много раненых, остались лежать убитые. Мы взяли наших раненых и въехали в деревню. По дороге видели трупы красных во ржи.
7 июня. Дневка в Хотомле. Изредка слышна артиллерийская стрельба. Раненые лежат в халупе.
8 июня. Отправили раненых на обывательских подводах на железнодорожную станцию и выступили. Доехали до деревни Некрытая и остановились под откосом дороги, у моста. В это время шел бой, непосредственно за деревней. Полковые сестры на тачанках подвозили раненых. Наша дежурная сестра их принимала и клала в двуколки. Бой продолжался часа два. Мы двинулись дальше. На дороге лежали убитые лошади (с одной уже была содрана кожа). Проехали мимо трупов большевиков. Наши санитары и казаки бросились их осматривать и снимать то, что годилось: сапоги, обмотки, брюки. Много убитых лежало во ржи и в кустах. То место, где красные бежали, было все усеяно котелками и разными вещами.
Всю дорогу нам подвозили раненых. Работали все сестры. Дорога была отвратительная, шел ливень. Двуколки отставали друг от друга. По дороге умерло двое: хорунжий Стрепетов и казак, их мы везли все время с собой. Поздно вечером приехали в деревню Русские Тишки, в двенадцати верстах от Харькова. Ночевали там. Раненых устроили в двух хатах. Легли усталые в 12 часов ночи.
На другое утро, в 6 часов, поехали к Харькову через деревню Малая Лозовая. Очень быстро пошли по Белгородскому шоссе и остановились в четырех верстах от города, около здравницы Красного Креста.
Нас встретили с цветами, угощали молоком. Войска были уже почти в городе. Изредка была слышна артиллерийская стрельба. Вдруг затрещали пулеметы и раздались ружейные выстрелы. В это время мы, сестры, бродили по парку около шоссе. Сестра Васильева и особенно Вера Ходоровская (еврейка), как безумные, вскочили в первую двуколку и понеслись обратно. Увидев, что помощник начальника отряда, капитан Константин Максимович, и многие солдаты лежат за бугром, оставшиеся сестры и я легли тоже. Пули летели через нас, и в отряде началась паника. Несколько двуколок с ранеными повернули и унеслись. Капитан пробовал их остановить, но это оказалось невозможным. Оставшимся он приказал медленно отходить, но паника продолжалась. Тогда капитан с винтовкой в руках встал навстречу бегущим и крикнул, что будет стрелять. Тогда только все успокоились и медленно отошли. Все обозы отступали на Малую Лозовую, нас прикрывала сотня казаков. Потом оказалось, что около Харькова близко к нам подошел броневой автомобиль. Он-то нас и обстреливал, идя за нами. Выбравшись из-под обстрела, мы попали на песчаную дорогу: колеса совершенно утопали в песке. Все сестры и ездовые шли пешком, кое-кто из легкораненых тоже. Так, усталые и голодные, мы добрались до деревни Большие Проходы, где живут великороссы, очень красивые и в интересных костюмах. На другой день была дневка. Раненых отослали на железную дорогу и днем хоронили умерших. Мы пели в церкви.
11 июня. Выехали рано утром. Наши части взорвали железную дорогу Харьков – Белгород и на Льгов. Мы очутились в городе Золочев, уже севернее Харькова, то есть в тылу у большевиков. Там застряло много поездов. Говорили, что был и поезд Троцкого, сам Троцкий будто бы на лошади удрал в последний момент. Стояли полные эшелоны со снарядами, мукой, крупой и целый поезд с сахаром и инжиром. Началась вакханалия! Пылающие вагоны и толпы людей, бегущих за добычей. Нам тоже хотелось поесть винных ягод, но нам неудобно было брать самим, и мы, сидя в двуколках, кричали и просили нас не забыть. Получили много и ели до тошноты. Ночевали в деревне Рогозянка.
