– Прежде надо научиться уважать себя самих, – проворчал Златков. – Это намного важнее… и труднее.
– Хорошо, меня вы уговорили. Что посоветуете нам делать в сложившейся ситуации? Уничтожить Ствол?
– Хроноускоритель – частность. Хотя если его нейтрализовать, может произойти обратный фазовый переход Древа в изначальное состояние. Я не просчитывал этот вариант. Речь же веду о другом. Надо собрать всех исполнителей воли «хирургов» и Тех, Кто Следит и вывести их из Игры. Игроки без фигур – не игроки, короли без пешек – не короли. Игра может закончиться ничьей… – Златков задумался, стекленея взглядом. – Хотя, конечно, в воле Игроков набрать фигуры другого плана и начать снова. Однако лишь этот вариант заставит их остановиться.
– Вы представляете, какая это работа? Собрать всех исполнителей, всех Ждановых из миллионов затронутых Ветвей, всех Белых, Полуяновых! Кто и как с этим справится? Где их искать?
– Никого искать не придется, – досадливо поморщился Златков. – Все они привязаны к выходам Ствола. Достаточно дать сигнал сбора через работающие хрономембраны.
– Во-первых, сделать это будет непросто. Сигнал должен быть услышан всеми и всеми понят. Во-вторых, никто нам не поверит. Такова человеческая природа – подспудно ждать провокации. Я бы не поверил.
– Смотря как подать информацию. Формулировка подобных заявлений – тонкая политика, и все же это шанс. Кстати, я вспомнил, ради чего заявился к вам. Хотел предупредить о возможном появлении знакомых фигур в качестве объектов противостояния.
– Что вы имеете в виду? Каких фигур?
– Павла Жданова, других ваших сотрудников. Сколько существует Ветвей с почти идентичными условиями существования, столько существует Ждановых. Но у каждого из них – своя правда! «Нашего» Павла, да и нас с вами, Те, Кто Следит смогли уговорить не трогать хронобур. Но наверняка есть Ждановы, которых смогли привлечь на свою сторону «хронохирурги»!
– Но если в результате наших действий, направленных на спасение хронобура, Вселенная сохранилась, значит, антиждановых не было?
– Просто их оказалось меньше. И учтите еще, что Ствол мог быть создан не один.
Ромашин осторожно поставил пустую чашку на столик.
– Тогда Игра теряет смысл.
– Наоборот, она становится глубже и сложнее. Особенно если учесть, что природа времени в каждой Ветви своя. Разная. Мы с вами живем в Метавселенной, где время – лишь условие восприятия процессов движения материи мыслящими существами, то есть нами.
– Помнится, вы говорили иное.
– Мои взгляды тоже подвержены изменениям, – сухо заметил Златков. – И я не гений. Некоторые загадки природы объяснить я так и не сумел. Например, в нашей Метавселенной существуют три типа однонаправленных явлений. Термодинамические процессы, протекающие в направлении роста энтропии, определяют термодинамическую стрелу времени. Расширение Вселенной определяет космологическую стрелу времени. И, наконец, психологические процессы, дающие субъективное ощущение течения времени, определяют психологическую стрелу времени. Так вот для меня загадка: почему все три стрелы направлены в одну сторону?
– Имманентное свойство природы. Вложено в наш континуум как непреложный закон.
– О да, – усмехнулся Златков. – Кем вложено? Творцом? Но тогда мы упираемся в еще одну проблему, проблему возникновения Творца. Кстати, ее тоже можно рассматривать как запредельный случай метрики пространств, общий пример Абсолюта, тела седьмой степени.
Ромашин потер пальцем висок. Он устал и жаждал остаться один, чтобы еще и еще раз проанализировать сказанное Златковым. Атанас заметил его жест, поднял руки вверх и встал.
– Ухожу. Вы еще не окрепли для подобных бесед. Но помните о предупреждении.
– Спасибо, – проговорил Игнат без особой благодарности в голосе. – И хотя сегодня я вряд ли усну спокойно, все равно спасибо. – Он вдруг вспомнил. – Постойте, Атанас, один вопрос, последний. Вы говорили, что работаете над какими-то законами невозможных состояний…
– Это новый раздел хронофизики, – оглянулся Златков, – исследующий так называемые «объемы, плоскости и линии невозможностей», то есть линии несуществующих измерений, ведущих никуда и приходящих ниоткуда. К сожалению, наглядного примера таких состояний я привести не могу.
– Разве несуществующее и невозможное можно измерять? – поднял брови Ромашин. – Как это можно исследовать вообще?
– А как мы изучаем прошлое, уже не существующее? Или прогнозируем будущее, еще не существующее? Между прочим, несуществующее и невозможное бывает разных степеней. В свете этого выходы нашего Ствола в соседних Ветвях являются точками или узлами невозможностей второй степени.
– А что такое узел первой степени?
– Распад протона, к примеру. Событие крайне маловероятное. Остановка единичного электрона. В общем, все события, почти невероятные в нашем материальном мире, можно назвать узлами невозможностей первой степени. А есть еще и третья степень, мыслится и четвертая… Прощайте, Игнат, выздоравливайте.
Златков кивнул и шагнул на квадрат пронзающего лифта, унесший его из солярия в недра здания. Ромашин остался сидеть, рассеянно вертя в пальцах кофейную чашку. Уронил, но успел подхватить. Домовой с подносом терпеливо ждал команды унести прибор.
В ухе пискнул вызов траншрации. Игнат очнулся, жестом отослал «гнома», включил связь.
– Комиссар, у нас ЧП! – доложил Базарян, командир группы «Роуд-аскер», отвечающей за безопасность Центра по ликвидации последствий.
Екнуло сердце.
– Что там еще?
– Из Ствола вышел Павел Жданов в сопровождении незнакомых людей и киберов неизвестного назначения. Я таких еще не видел.
– И это все ЧП?
– Он захватил зал управления Центра и взял в заложники начальника Центра, председателя СЭКОНа и двух сенаторов Евразийского Совета.
Ромашин проглотил ставшую горькой слюну.
– Его мотивации?
– Когда он вышел, то сразу спросил, почему его не встречает комиссар. Мы объяснили, попросили покинуть опасную зону, и тогда он… в общем, трое моих ребят в реанимации.
Ромашин почувствовал слабость, на лбу выступила испарина, ноги стали ватными, непослушными. И тотчас же следящая медсистема подняла панику среди врачебно-санитарного персонала. На крышу поднялись две медсестры в сопровождении медицинского инка, уложили пациента на антиграв, надвинули на грудь анализатор состояния, заставили выпить «живой воды» и увезли вниз.
Все это время комиссар боролся с болью в затылке, а когда справился, позвал:
– Арчил, дальше что?
– С вами все в порядке? – отозвался Базарян.
– Нормально. Говори.
– Он требует…
– Ну? Не тяни.
