К тому времени, как они дошли до дома, было почти семь. Вечернее небо сделалось прозрачно-синим, на нем зажигались первые звезды. Под вязами у ворот уже густели тени. Дойдя до ворот, Ребята остановились.
— Черт! Викарий притащился, — вполголоса буркнул Майкл, глядя на небольшую машинку, приткнутую на край дорожки. — Чего делать будем?
— А что тут можно сделать? Мне надо поспать.
— Нельзя же, чтобы они увидели тебя в таком виде! Это сразу подтвердит все их подозрения. Все зависит от того, где они сейчас… Погоди, я погляжу.
Он оставил Стивена под деревьями и побежал вперед по краю дорожки, где хрусткий гравий плотно зарос травой. Минуту спустя он вернулся, тяжело дыша.
— Они в гостиной. Викарий треплется, у Сары вид сердитый. Надвигается буря.
— Это хорошо. Может, сумеем проскользнуть мимо.
— Если зайти с черного хода, мы тебя уложим баиньки, никто ничего и не заметит.
Майкл повел брата за собой к боковой калитке. Калитка отворилась с пронзительным скрипом, от которого Майкл невольно съежился. Мальчики проскользнули в сад. Тропинка вела вдоль стены дома, прямо под открытым окошком гостиной. Из окошка доносился гневный голос Сары.
— Когда пойдем мимо окна, надо будет пригнуться пониже, — шепнул Майкл. — Иди вперед. Я скажу, когда будет можно.
Стивен пробирался вперед, ведя правой рукой по корявой штукатурке «под камень». Приблизившись к окну, он начал разбирать слова Сары.
— Ну, так и расскажи об этом ей, раз уж вы друг друга так хорошо знаете! А у меня есть дела поважнее, чем выслушивать всю эту чушь.
— Постой, Сара… — В голосе Тома звучала досада.
— Ну да, конечно: теперь у тебя есть тысяча поводов допоздна задерживаться на работе! Ну и ладно, мне все равно!
— Сара, это просто смешно. С чего тебе это взбрело в голову?
— Ну, чего встал? — Майкл ткнул Стивена в поясницу. — Если они разойдутся, это только к лучшему, сам знаешь. Пошли дальше!
Стивен согнулся в три погибели и вслепую пробежал под окном. Следом проскочил Майкл, и братья вместе свернули за угол дома. А позади в сумерках по-прежнему слышался гневный голос их сестры.
Глава 16
На обратном пути Том сделал крюк. Он опустил окно, и в лицо ему бил вечерний воздух, теплый, ароматный и кишащий мошками. Тело будто свело от напряжения и гнева. В груди свернулась колючая пружина; ее конец впивался в легкие и стягивал руки и плечи. Нога яростно давила на газ; каждый поворот сонной сельской дороги словно бросал ему вызов. Ехать домой в таком состоянии он не мог. Надо было как-то развеяться.
Дорога выписывала широкую дугу по темнеющим полям и игриво касалась южной опушки Рассета. На протяжении почти всей ее длины деревья стояли только по одну сторону, их неподвижные стволы отмечали границу возделанной земли. Однако в одном месте деревья разрослись и с другой стороны дороги, образуя отдельный участок леса. Это место называлось Вороний лес.
Здесь Том остановил машину. Выбравшись наружу, он дважды глубоко вздохнул, привалясь к теплому металлическому боку. На фоне темного неба еле просматривались черные листья над головой.
Надо было проявить терпение. Сара просто все еще тревожится из-за брата — и правильно делает. Нужно было меньше распространяться о собственных проблемах, а больше слушать, как и положено священнику. Но устроить ему скандал из-за Элизабет Прайс, женщины, которую он едва знает… Бред какой-то! Как она вообще могла такое подумать?
Молодой человек тяжело вздохнул. Казалось, весь мир вокруг сошел с ума. Всего за один день жизнь перевернулась вверх тормашками. Все было не так. Зачем врываться в церковь? Зачем выкапывать какой-то старый камень? Откуда столько шуму вокруг древнего креста?
Зачем проводить часы в библиотеке, даже не зная, что ищешь?
И тем не менее Том был уверен: искать есть что. У него оставался еще один след…
Нужно выспаться как следует. Но сперва, чтобы сбросить напряжение, он решил пробежаться по тропе, протоптанной между деревьями.
Том заставлял себя бежать как можно быстрее. Пружина в груди болезненно давила, мешала дышать, но он не обращал на нее внимания, заставляя свои руки и ноги работать в полную силу, и вскоре деревья вдоль тропинки замелькали бесплотными тенями. Том смотрел прямо перед собой, бежал со всех ног, и скоро остатки разочарования и усталости остались где-то далеко позади.
Наконец, полностью опустошенный, он остановился — с колотящимся сердцем, оживившимся наконец-то дыханием — и обнаружил, что очутился возле развалин в глубине Вороньего леса. Среди буковых стволов виднелась небольшая полянка, пронзенная во многих местах копьями молодых деревьев и перьями папоротников и залитая вечерними сумерками. На краю поляны из зарослей папоротника торчала кирпичная стена немногим выше человеческого роста, разделенная проемом, где еще сохранился тонкий скелет оконной рамы. Вторая стена, под прямым углом к первой, была еще ниже. Она уходила куда-то во тьму. Земля под стенами была завалена остатками кирпичной кладки.
Под ботинками захрустели обломки кирпича. Том вошел в мертвый дом. Внутренняя поверхность стены была чернее сажи. Над головой порхали белые мотыльки, разнося на своих крылышках тишину. К стене была прислонена одинокая балка, обугленная с одного конца. На верхнем срезе бревна красовалась аккуратно поставленная пивная банка. Подойдя ближе, Том различил на кирпичах какую-то надпись. Он попытался прочесть, прищурился…
Надпись была нацарапана на копоти и просвечивала сквозь нее красным: «Сандра и Льюис. 1979».
Том отвернулся. Сто лет тому назад здесь погиб Альфред Уиллис. Викарий попытался представить себе запах гари, жар, деревья, окрашенные оранжевым и алым, треск пламени… Но все эти образы окутывала и сглаживала сотня лет зеленого безмолвия.
Надо будет завтра проверить архивы округа. Наверняка у кого-нибудь сохранился экземпляр книги Уиллиса. Он найдет ее, прочтет — и перестанет охотиться за тенями.
Том вернулся к машине и медленно поехал домой.
Глава 17
На то, чтобы взбежать к себе наверх и улечься в кровать, Стивену потребовалось минуты две. Уснул он почти мгновенно — его глаза закрылись по-настоящему впервые с тех пор, как он побывал в Яме. Майкл спустился вниз, в кухню, и сделал себе бутерброд. У него глаза горели невыносимо. Всю вторую половину дня они болели все сильнее и сильнее, и теперь веки сделались как будто раскаленные.
Майкл поплескал себе в лицо холодной водой и поморгал, ожидая, когда уляжется жжение. Боль мало-помалу отступила, но подавленное желание никуда не делось. Жажда видеть… по-другому… была почти непреодолима. Весь день Майкл испытывал побуждение использовать свое новое зрение, и, хотя по большей части ему удавалось держать это желание под контролем, мальчик чувствовал, что долго так не выдержит. Кроме того, он весь день не видел никого, кроме Стивена. Нет, завтра он пойдет в деревню и будет смотреть на людей на лугу! У него сердце заныло при одной мысли о том, как прекрасны должны быть их скрытые души…
