С началом 1927 года партия Гоминьдан, первую скрипку в которой теперь играли не столько политики, сколько военные, уже открыто стояла на защите интересов буржуазии и помещиков. Генералитет, одержав решающие победы в Северном походе, высказывался против проведения даже самых куцых социальных реформ, категорически выступал против удовлетворения как политических, так и экономических требований рабочих и крестьян.
В ответ на давление компрадоров и репрессии военщины революционное движение в полуколониальном Китае к этому периоду достигло невиданного размаха. Докатилось оно и до Шанхая. Весной там произошло восстание рабочих. 22 марта войска НРА пришли им на помощь: были освобождены Шанхай и Нанкин. Но эта победа революционных сил была для них последней.
Советские политические и военные советники прилагали немалые усилия, чтобы закрепить завоевания революции в интересах трудящихся масс, но объективные возможности для этого отсутствовали. Наши советники слишком уповали на коммунистов, однако те не оправдали их надежд. Разрыв Гоминьдана с коммунистами был во многом обусловлен ультралевацкими замашками последних. А самостоятельно гоминьдановцы не могли, да и не хотели спасти дело ими же начатой в Китае революции.
Вступление Национально-революционной армии в Шанхай, оплот иностранного капитала, вначале вызвало сильный испуг у внутренних и внешних реакционеров. Но страх их был напрасным. Меньше, чем через полмесяца после появления в Шанхае НРА, ее главком Чан Кайши со своими «мартовцами»
[35] осуществил давно готовившийся им контрреволюционный переворот. Улицы Шанхая были залиты кровью рабочих. 11 апреля 1927 года бойня достигла апогея. По приказу Чана была жестоко подавлена мирная демонстрация трудящихся у его штаб-квартиры. Солдаты грузовиками вывозили с улиц убитых демонстрантов. Шанхайский кровавый разгул «мартовцев» дал старт путчам в других провинциях. В середине апреля в Гуанчжоу путчисты расстреляли свыше двух тысяч человек. По стране гулял лозунг «Убей коммуниста!». Коммунисты повсеместно подвергались пыткам и уничтожению. Чан Кайши буквально топил в крови суньятсеновскую революцию.
Чан сформировал в Нанкине новое, «свое» правительство. Была запрещена компартия. Профсоюзы и другие демократические организации ставились вне закона, к ним применялся жестокий террор. С середины 1927 года Гоминьдан, начинавший как партия национального освобождения, окончательно превратился в партию национального предательства. Уханьское правительство, как ни старалось, совладать с Чан Кайши оказалось не в силах.
В этих условиях наши советники не могли больше оставаться в Китае. Как ни тяжело, но пришлось признать, что достигнутые завоевания китайского народа, его успехи в борьбе за национальную свободу и независимость в результате предательства кучки руководителей Гоминьдана сведены на нет.
Блюхер уезжал из Китая морально разбитый и истощенный физически. Опять разболелись старые раны. Пуще прежнего одолевал фотодерматит, перешедший в себоррейную экзему, которая покрыла его голову и лицо розово-желтыми нестерпимо свербящими пятнами.
Но, вопреки всему, пребывание в Китае и его самого, и возглавляемых им военных советников в течение почти трех лет, он считал, сыграло важнейшую роль в китайской революции. Вклад в создание Национально-революционной армии и в достижение этой армией блестящих побед, особенно в Великом Северном походе против китайских милитаристов, никому не отнять, и он еще отзовется добрым знаком в будущей истории Китая.
Действительно, успехи НРА напрямую связывали, прежде всего, с именем Блюхера-Галина не только в самом Китае, но и далеко за его пределами.
К.А. Мерецков, работавший в 1926–1927 годах в Китае, вспоминал: «Помню, как всполошились французские журналисты, обнаружив, что у Сунь Ятсена основным советником по военным вопросам является некий человек плотного телосложения, с постоянной улыбкой на явно европейском лице. Кто этот иностранец, дающий чрезвычайно квалифицированные рекомендации? Распространился слух, что он, будто, — отставной французский генерал Гален. Сотрудники Генштаба Франции тщетно искали в своем военно-учетном столе личного состава такую фамилию и в ответ на вопросы журналистов лишь пожимали плечами. Тогда дотошные газетчики приступили к поискам с другого конца и докопались, что мифический француз — это не кто иной, как герой Гражданской войны в Советской России, приехавший в Китай по приглашению доктора Сунь Ятсена… Блюхер».
Народный комиссар иностранных дел СССР Г.В. Чичерин, находясь в Китае, в сентябре 1927 года писал Сталину
«…С величайшим восторгом Евг. Чен
[36] отзывался о Галине, причем он сказал, что Чан Кайши и другие связанные с ним генералы, несмотря на все случившееся, относятся с величайшим уважением к т. Галину. Все признают, что именно он был главным инициатором превращения Южной армии из средневековой в модернизированную, он же был автором совершенно новой для Китая тактики южных армий, которая должна признаться образцовой.
Громадные успехи южных армий и их блестящая тактика, сначала при завоевании Гуандуня, а затем при движении на Янцзы, были совершенной неожиданностью для всех и для иностранцев, а это заслуга т. Галина.
С коммунистическим приветом Чичерин. 9.09.1927 г.».
Люди, хорошо знавшие Блюхера по совместной работе в Китае, в своих воспоминаниях создали яркий, впечатляющий его образ.
М. Казанин: «Первое, что бросилось в глаза при встрече с Блюхером и осталось навсегда в сознании, — это, я бы сказал, его счастливая внешность и счастливая манера: перед вами стоял и с вами общался красивый, привлекательный, очень простой и в то же время очень сильный и сдержанный человек… Запоминался открытый взор серых глаз под темными густыми бровями. Были в нем крестьянская основательность и рабочая гордость… и те черты, что он перенял от лучшей части военной среды, — мужество, немногословие, быстрота суждения, неограниченное доверие к боевым товарищам, высокое представление о долге, чести, слове».
А. Хмелев: «Галину буквально нельзя никуда выйти на улицу без того, чтобы его движение не встречалось овациями населения… Для китайского населения имя Галина стало нарицательным, теперь уже всех русских советников зовут Галиными».
Е. Аверин: «Авторитет себе Галин создал невероятно высокий. Наши советники говорят, что не проходит того дня, чтобы кто-либо из китайцев не спросил, где находится Галин, скоро ли он приедет… Верили Галину китайцы абсолютно. Каждое его заявление по вопросам, касающимся военных действий, считается законом. Курьезно, что Галин умел выставить на фронт таких генералов, которые в течение всей жизни не вылезали из кабинета. К примеру, Тань Янькай никогда не бывал на фронте. Стоило только Галину сказать, что Тань Янькаю надо бы быть на фронте, как старик немедленно выехал».
