Через день — в горы. Для сочинских отдыхающих восхождение на гору Ахун считалось непременным ритуалом. Чета Блюхеров с удовольствием исполнила этот ритуал (не без опеки, конечно, проводников и охраны).
Потом были поездки на озеро Рица, посещения других знаменитых мест главного курортного края страны.
Блюхера никто не беспокоил. Никаких ни от кого телеграмм, никто не звонил, только однажды пришло письмо от заведующего гаражом Перепелицина о том, что он ждет маршала и машину его поставил на капитальный ремонт…
По воспоминаниям Глафиры Лукиничны, погода стояла чудесная: солнечная, теплая, сухая. Дети были счастливы — много купались в море, играли на открытом воздухе. Всеволод и Нина ходили на индивидуальные занятия к местному частному учителю (в школу их не определили из-за полной неясности будущего местожительства), но это нисколько не влияло на их активный отдых.
Как-то Блюхеров навестил Павел Сергеевич Аллилуев, брат Надежды Сергеевны Аллилуевой, который отдыхал в это время в Сочи. Блюхер и Аллилуев долго беседовали наедине в гостиной. Проводив гостя, Василий Константинович многозначительно сказал жене: «Это — разведка!» В своих воспоминаниях Глафира Лукинична напишет: через десятилетия она узнает, что Аллилуев приезжал к Василию Константиновичу с добрыми намерениями и в Москве потом ставил вопрос о снятии опалы с Блюхера перед самим Хозяином…
Кроме экскурсий Блюхер проходил предписанные врачами лечебные курсы. Он строго соблюдал режим по лечению фотодерматита, которым сильно страдал в последнее время, принимал мацестовские ванны, другие оздоровительные процедуры.
В середине октября в «Бочаров ручей» приехал брат Блюхера Павел Константинович. Он недавно получил повышение, и перед отъездом на новое место службы в Пермь ему дали месячный отпуск. 2 октября с женой Лидией и дочерью Валей они уехали из Хабаровска в Москву; у Лидии Фоминичны в столице была своя квартира. Проведя с семьей две недели, Павел решил по пути в Пермь сделать крюк: заехать в Сочи, чтобы провести несколько дней с братом.
Павел рассказал: после отъезда в Москву Глафиры с детьми хабаровскую квартиру маршала ночами посещали какие-то люди, вероятно из НКВД, что-то искали. В Хабаровске распространяются слухи о том, что Блюхер оказался японским шпионом и что, якобы, он, Павел — брат Василия Константиновича, успел своевременно уведомить органы безопасности о вылете маршала-шпиона в Токио…
После рассказа брата Василий Константинович, по словам Глафиры Лукиничны, долго ходил по гостиной, холлу в глубоком раздумье, потом остановился у края бильярдного стола, развел руки в стороны, как бы охватывая этим жестом весь дом и все, в нем происходящее, и произнес: «Ведь это же — изощреннейшее издевательство…» Выражение лица его при этом было горькое, глаза холодные, сине-стальные.
По истечении некоторого времени он обрел свое обычное состояние; внешне старался демонстрировать хорошее настроение. Но что происходило в его душе? Надо полагать, в полном спокойствии он вряд ли теперь пребывал. Наверное, на него нередко накатывала тревога.
Тревожиться было от чего. Он не мог не испытывать мрачных опасений после того, что случилось с ним в связи с хасанскими событиями. А тут еще Крысько пропал. Секретарь Военного совета фронта, а проще сказать, порученец маршала, Иустим Максимович Крысько должен был ехать с Блюхером в Сочи, но в дороге потерялся. Возможно, захлопотался и в спешке сел в другой вагон? Возможно, опоздал к поезду? Во всяком случае, в Сочи он не появился, и в течение нескольких дней вестей от него никаких не было. Глафира Лукинична послала телеграмму в Москву на имя Иустима Максимовича с просьбой сообщить, где он и что с ним. Пришел ответ: «Крысько арестован»…
Как ни старался Василий Константинович скрывать свои думы и чувства, они все же прорывались наружу. Время от времени он говорил жене: «Абсолютно смелых людей не существует, начнут выламывать руки и ноги, никто не выдержит — подпишет…», или: «Если со мною что-нибудь случится — меня оправдает история», или: «Со мною что-нибудь случится — тебя не тронут…»
В последнем он ошибся. 22 октября, когда его арестовали, Глафиру тронули. И детей тронули. И брата Павла…
Глафира Лукинична вспоминает: «21 октября нашему сыну Василину исполнилось восемь месяцев, он был такой славный синеглазый бутуз! В этот день мы семьей до сумерек играли в волейбол. После ужина собрались в холле, расставаться не хотелось — не заметили, как пришла ночь. Позже я пошла посмотреть, все ли в порядке у ребят, и… нашла Севу и Нину, играющими в карамболь. Вира спала тут же на диване. Ребята попросили не уносить ее: «Нам с ней лучше, уютнее».
Утром Сева с Ниной ушли заниматься к учителю. Муж еще спал. В детской я кормила сына, дверь в холл была открыта. Вдруг вихрем мимо двери к спальне пронеслись четверо мужчин в темных гражданских костюмах, и, словно тень, вырос на пороге наш охранник Лемешко; встал, преградив выход из комнаты. Пронзила ужасная догадка…
Отняв от груди сына Василина, я положила его на кровать (в комнате была нянечка Настенька), подошла к двери и в этом своем ужасе и страхе впилась взглядом в глаза Лемешко. Он отстранился. Я быстро вошла в нашу спальню, успела дойти до середины комнаты. Мгновенно двое схватили меня под руки, вывели. Помню сидящего на постели мужа, в белье, опершегося обеими руками о край кровати, ноги скрещены, голова опущена… Двое других, стоявших слева от кровати, обыскивали верхнюю одежду мужа… И опять в. проеме двери детской возник Лемешко».
Блюхер понял: это — конец. Для полной убежденности спросил хозяйничавших в спальне двоих работников НКВД: кто они и что им от него надо? Один назвался комбригом госбезопасности Федоровым, другой старшим майором госбезопасности Радованским. Федоров предъявил ордер на арест. «Ордер № 1901.19 октября 1938 года, — пробежал глазами бумагу маршал, — выдан комбригу госбезопасности Федорову на производство ареста и обыска Блюхера Василия Константиновича. Народный комиссар внутренних дел СССР Ежов»…
Обыск в комнатах длился больше часа. В результате его были изъяты личные вещи маршала, документы, письма, ордена, оружие…
Всех, кто находился в доме, выводили во двор по отдельности.
Пять черных машин ждали у подъезда. Для детей и прислуги в отдалении стоял длинноносый автобус.
Глафира Лукинична продолжает вспоминать: «Первым вывели Василия Константиновича. Он был одет в форменные брюки, на ногах сапоги, в нижней белой рубашке с подтяжками. Шел нетвердым шагом. Потом арестовали меня. Наша пятилетняя дочь Ваира взяла меня за руку и, весело припрыгивая, напевала песенку… Вдруг, уже у выхода, ребенка словно ударило током. Она дико закричала, обняла мои колени, вцепилась в них, мои слезы лились на ее головку. Оторвать ее от себя у меня не хватало сил, оторвали они. Меня посадили в машину, стоявшую у подъезда, подогнав ее к впереди стоящей, в которой уже был муж. Последним вывели Павла».
Через час кортеж автомобилей помчался к железнодорожному вокзалу, где работники НКВД подготовили для отправки в Москву Блюхера, его жены и брата служебный вагон маршала. Василия Константиновича, Павла и Глафиру рассадили по разным купе. Об этих часах и минутах начинавшегося дня — 22 октября 1938 года — Глафира Лукинична Безверхова-Блюхер напишет по прошествии многих лет: «Там (на Адлерском вокзале. — Н.В.) мы расстались навсегда. Последнее, что я слышала, это покашливание мужа, доносившееся из соседнего купе».
