Генри Ирвинг случайно повстречал Барнарда, пародирующего его в клубе „Хогарт“, 1919 г., Гарри Фернисс.
Холмс и Ватсон, как мы знаем, ездили к „Симпсону“, что на Стрэнде, („Шерлок Холмс при смерти“) и заказывали еду на дом из „Веррис“ на Риджент-стрит. Случается, Холмсу приходит идея провести вечер в опере, как в „Собаке Баскервилей“, когда они с Ватсоном собираются послушать Мейербера, а потом заехать в ресторан, возможно вымышленный, „Марцини“. Это отражает степень благополучия, многим же их „коллегам-полуночникам“, должно быть, повезло не так сильно. Тем не менее, хотя честолюбивый автор из „Богемных газет“ Джорджа Эйр-Тодда (1898 г.) безнадёжно разорён, кое в чём он может себе не отказывать: „В начале Уайтхолла есть закусочная, где можно купить большую чашку какао и бутерброд-рулет за шестипенсовик, и какое-то время, не выходя за границы респектабельности, мы сидели за нашей скудной трапезой“.
Актёрство
В своей повседневной жизни представители богемы любили играть с образами, как профессиональные актёры. Вымышленная личность открывала свободу передвижения, возможность экспериментировать. Этим же талантом обладают преступники и те, кто за ними охотится. Бальзаковский Вотрен, очевидно, лучшее тому доказательство. В „Собаке Баскервилей“ преступник притворяется помощником, пытаясь доказать, что его „клинок так же остёр“, как и у самого Шерлока Холмса.
Под кого только Холмс не маскировался: от „мужчины преклонных лет в одежде моряка… Его спина была сгорблена, колени дрожали, а дыхание казалось болезненно-астматическим“ („Знак четырёх“)» до «лихого развязного мастерового с козлиной бородкой» («Конец Чарльза Огастеса Милвертона»). Старики, однако, преобладают, и, что примечательно, актёр, с которым сравнивали Холмса, — Джон Хэйр («Скандал в Богемии»), в основном прославился ролями пожилых персонажей.
Лондонский мюзик-холл в Вест-Энде (вероятно, «Империя»), ок. 1895 г., Дадли Харди.
Холмс — мастер перевоплощений. Он знает, как наносить и удалять грим, раскрывает личность бывшего репортёра, изображающего из себя нищего в «Человеке с рассечённой губой», и с помощью вазелина и румян придаёт себе вид смертельно больного («Шерлок Холмс при смерти»). Ирен Адлер подмечает это, когда признает в Холмсе собрата по театру, однако, как опытная актриса, и сама способна его удивить («Скандал в Богемии»).
Обложка программки «Цыганки» Г.Дж. Байрона, поставленной в театре «Гейети», 1879 г.
Актёрство — типично богемное занятие: актёр бежит, во всяком случае на время выступления, социальных ограничений, которые обычно определяют личность. Вопрос, висящий над исполнителем роли, всегда таков: «Каково это — быть другим человеком?» Эта тема была особенно широко распространена в конце XIX века, и актёры становились объектами настойчивых расспросов, как в книге Уильяма Арчера «Маски и лица» 1888 года. Холмс, конечно, мастер маскировки, но он никогда не задумывается о чувствах тех, кого он играет. Есть ли у него самого какие-либо чувства? «Лучший способ удачно сыграть роль — вжиться в неё», — говорит Холмс без, подчеркнём, упоминания каких-либо эмоций («Шерлок Холмс при смерти»). Он даже способен имитировать полный нервный срыв, как в «Рейгетских сквайрах», не теряя при этом бдительности.
Сара Бернар в «Исейл», часть фотографии Надара.
Считается, что к началу XX века старый богемный характер, присущий актёрам, практически канул в Лету. Популярные актёры больше не довольствуются обедами и ужинами в дешёвых ресторанах возле Ковент-Гарден, а щеголяют нарядами в ультрамодных ресторанах Вест-Энда. В своих мемуарах, опубликованных в 1921 году, майор Фицрой Гарднер, бессменный импресарио Герберта Бирбома Три, также отмечает изменения в социальных привычках актёров:
Я помню времена, когда, за отдельными исключениями, актёры жили в своём маленьком мирке и не стремились ни к чему большему. Затем появились так называемые «общественные актёры» и другие, вышедшие если и не из «общества», то оттуда, где ничего не знали о богеме: иногда из армии, университетов и государственных школ; за ними следовали, правда не слишком часто, актрисы того же рода.
Портрет сэра Генри Ирвинга на репетиции, ок.1903, сэр Бернард Партридж.
Хотя некоторые представители актёрской братии жаждали с таким трудом завоёванного высокого общественного положения и связанных с ним условностей, привычка, однако, — вторая натура, как в случае Генри Ирвинга. Кроме того, многие «столпы общества» были счастливы наклониться и пообщаться с бывшими «неприкасаемыми». Прямым потомком шумного театра начала XIX века — активно развивающимся на рубеже веков — был мюзик-холл, но он очень редко (возможно, в значительной мере по этой причине) упоминался в рассказах о Холмсе. Описывая театральное представление по заказу Его Величества в 1912 году, в котором участвовали почти все крупные звёзды, Конан Дойл одобрительно назвал Георга V «любителем истиной богемы». Его замечание не только указывает на происхождение необычайно популярного развлечения, но и иллюстрирует утверждение, что богемный стиль может пересекать межклассовые границы, фактически не смещая их. Также это, возможно, признак явного разрыва, по крайней мере, в данном случае, между писателем и его самым известным творением.
Все грани лености
Весь вечер он просидел в партере, пребывая в самом счастливом расположении духа, слегка двигая длинными тонкими пальцами в такт музыке, с мягкой улыбкой на лице и апатичными, подёрнутыми дымкой глазами, так отличающимися от глаз Холмса-детектива, безжалостного хитроумного сыщика, преследующего преступников.
(«Союз рыжих»)
Когда Холмс слушает музыку, он переносится в другой мир. Использование языка тела для обозначения психологического состояния персонажа характерно для Конан Дойла, так Холмса часто кидает от «полнейшей расслабленности» (как здесь) до «необычайной энергичности» («Союз рыжих»). Дома он придаётся «бездельничанью». Обыкновенно он «бездельничал в гостиной в халате, читал „объявления страждущих“ в „Таймс“ и курил перед завтраком трубку…» («Палец инженера»).
