С другой стороны, невозможно представить, чтобы Холмс вёл себя, как бездельничающий распутный герой стихотворения Адэра Фицджеральда о богемном наглеце, преследующем балерину:
Слонялся я по Лестер-сквер,
Надеясь Салли встретить.
Её на свете лучше нет —
И лучше нет в балете.
«Я нашёл Шерлока полусонным». «Установление личности», сентябрь 1891 г., журнал «Стрэнд», Сидни Пэджет.
Лондон может быть таким, каким его описывает Ватсон: «огромной выгребной ямой, в которую неудержимо стекаются бездельники и тунеядцы со всех уголков страны», но когда Холмс «бездельничает», он общается только с самим собой — и со своей трубкой, — хотя он далеко не просто «бездельник, возлежащий в кресле» («Этюд в багровых тонах»).
Хотя представители богемы частенько «бездельничают» или демонстрируют все признаки «томления», они редко «шатаются без дела» и «теряют время зря». Праздношатающиеся подозрительны сами по себе — «Я искал на улицах праздношатающихся» («Собака Баскервилей»). В «Серебряном» Холмса с Ватсоном самих пытаются прогнать, приняв за праздношатающихся. Чтобы предстать в качестве «бродяги», Холмс очень тщательно маскируется, надевая «протёртое до блеска пальто с поднятым воротником, красный шарф, сносившиеся ботинки, он выглядел типичным отщепенцем» («Берилловая диадема»).
«Я погрузился в раздумья», «Картонная коробка», январь 1893 г., журнал «Стрэнд», Сидни Пэджет.
Когда Холмс говорит, что имеет «задатки отменного бездельника», то с иронией добавляет, что с тем же успехом мог бы быть и «отъявленным драчуном» («Знак четырёх»).
В этом ключ к целенаправленности и достижению творческих успехов. Настоящий представитель богемы никогда не тратит время впустую. Хотя физическое бездействие, безусловно, случается, оно компенсируется мыслительным процессом. В этом отношении Холмс — выдающийся пример бережного отношения представителей богемы ко времени. Напротив, бездельники из рядов рабочего класса тратили свободное время впустую.
Слово «бездельники» было неразрывно связано с пользующимися дурной славой цыганами и вызывающими подозрение безработными. В одной из своих флит-стритских идиллий поэт Джон Дэвидсон написал о «полируемой бездельниками стене». Стоит только произойти преступлению, как тут же собирается «небольшая кучка зевак», как, например, в «Тайне Лористон-гарденс» («Этюд в багровых тонах», часть I, глава 3).
«Лентяйство» колебалось где-то между «бездельничаньем» и «праздношатанием». В 1890-х годах писатель-юморист Джером К. Джером редактировал литературный журнал «Лентяй», в котором была напечатана «Загадка Старка Монро» Конан Дойла. Выдающиеся личности, такие как Генри Ирвинг или сам Конан Дойл, интервьюировались для «Лентяя» в весьма расслабленной манере. Идея, состоящая в том, чтобы представить чтение как подчёркнуто праздное занятие, не нова, но журнал осовременил её и предложил читателю присоединиться. В 1892 году Конан Дойл вступил в реальный клуб «Лентяи», расположенный на Арундел-стрит, недалеко от Стрэнд, явно послуживший прототипом клубу «Трутни», описанному П. Г. Вудхаусом. Как в уайльдовской манере замечает Холмс: «Я не помню чувства усталости на работе, хотя безделье меня полностью выматывает» («Знак четырёх», глава 8, «Нерегулярные полицейские части с Бейкер-стрит»). Скука — цена, которую представители богемы, эти щеголеватые интеллектуалы, платят за свободу от упорядоченной жизни, и, как это ни парадоксально, знак превосходства.
Это была ещё одна относительно современная идея. «Иногда скука, — пишет Питер Туи, разбираясь в истории вопроса, — может заставить человека держаться особняком от других людей, от целого мира и, что самое странное, от самого себя. Скука обостряет самовосприятие». Ощущение скуки, возможно, давало представителям богемы приятное ощущение непохожести на остальных, что, правда, часто сопровождалось ограниченностью в средствах.
«Шерло Комбс» в «Непутёвых расследованиях», 1892 г., журнал «Лентяй», Люк Шарп.
Некоторые критики различают обычную скуку и бодлеровскую тоску, утверждая, что скука — «сиюминутная реакция», а тоска — «нечто вселенское». Случается, однако, что Шерлок Холмс, подобно своим современникам, английским поэтам-декадентам, явно переживает и то, и другое одновременно: «Преступления скучны, жизнь скучна, на земле вообще не осталось ничего, кроме скуки» («Знак четырёх»).
Холмсу, действительно, докучает «скука»— любимое слово, обозначающее раздражение, — но только потому, что, как ни парадоксально, большинство людей не видят, какой удивительной и «необычной» — ещё одно любимое слово («Союз рыжих», «Голубой карбункул») — может быть повседневность. Всё, что достаточно хорошо для всех остальных, — они называют это «обычным» — просто недостаточно хорошо для Холмса.
Шерлок Холмс в исполнении Уильяма Джиллетта и его «подкожные впрыскивания» с доктором Ватсоном, 1900 г.
То, что Холмс нуждается в частой стимуляции, — прямое следствие его желания избавиться от скуки. Иногда помогают интеллектуальные проблемы или «дела», но когда и этого недостаточно, он прибегает к искусственным способам, как Бодлер, непревзойдённый представитель французской богемы, обращаясь к пузырьку с кокаином («Знак четырёх», глава 12 «История Джонатана Смолла»).
Уильям Джиллетт в роли Шерлока Холмса, литографическая компания Дж. Оттманна, издатель Р. Г. Расселл, 1900 г.
Перемены
Даже для представителей богемы успех имеет значение, а неудачи ранят:
Богема, воспеваю я тебя,
И гений, и искусство торжествуют,
И храбрецы-поэты в бой идут,
Пусть даже неудачи негодуют;
Увы, печалей не удастся избежать,
Но мы придём, избавясь от страданий,
К земле блаженных райских дум,
В питомник ревностных мечтаний.
Артур Рэнсом рассказывал о том, как посетил грязную каморку начинающего писателя, где тот ютился с женой и ребёнком:
