Примерно через два часа после рассвета я заметил в перископ звено патрулировавших в небе самолётов и низкорослый маячок на одинокой скале в середине прохода в фиорд. Морские волны набрасывались на крохотный голый скалистый остров, вспенивая вокруг него поверхность моря. Не доверяя больше «шнеркелю», я включил электромоторы, «У-953», с трудом преодолевая течение, выходила на позицию, с которой можно было войти в фиорд. Морские волны обрушились на лодку. Раздался тяжёлый удар, затем грохот и звон – на палубу упала труба «шнеркеля». Прилив угрожал разбить лодку о скалы. «У-953» сделала рывок вперёд на скорости 10 узлов – всё, что она могла выжать из себя в подводном положении. Она билась, как лосось, в бурных водах, медленно продвигаясь метр за метром. Пройдя маяк, «У-953» попала в бурный водоворот и понеслась к скале, отвесно возвышавшейся над морем. Быстрая перекладка рулей – лодка вошла в фиорд. Итак, мы снова выжили.
Глава 26
В центре фиорда неподвижно стоял тральщик береговой охраны, не замечая нашего прибытия. Я смог чётко различить в окулярах перископа лица моряков на тральщике, потом опустил перископ, чтобы застать их врасплох. Команда на всплытие завершила наше длительное пребывание под водой. В трубопроводах зашипел сжатый воздух. С глухим стоном лодка вынырнула на дневной свет под жерла орудий тральщика.
Встревоженный капитан крикнул через мегафон:
– Откуда вас чёрт принёс?
Довольный успехом своей маленькой хитрости, я ответил:
– Мы – инспекция. У вас есть на борту контрабанда?
– Контрабанды нет, есть гарем. Но не для ваших парней.
И, как бы опасаясь нашего досмотра, капитан приказал рулевому лечь на обратный курс. Тем временем команда моей лодки вывалилась наружу через рубочный люк. Одни занялись пушками, другие подтаскивали боеприпасы, третьи перегнулись через ограждение мостика с бледными лицами и сигаретами во рту.
Подышав некоторое время свежим морским воздухом, я едва не задохнулся от вони и смрада, выходивших из рубочного люка. Аромат сигарет, по которым я так истосковался, не мог перебить ужасный запах от шестидневного гниения в корпусе. Наоборот, первая сигарета отдавала горечью. Но через два часа, когда «У-953» повернула в фиорд Бергена, я полностью насладился ею.
Тральщик предупредил о прибытии лодки, способствовав организации весьма скромного приёма в нашу честь. На причал встречать нас вышла небольшая группа людей, облачённых в синюю морскую форму или серую кожаную одежду. Они имели редкую возможность наблюдать возвращение подлодки из похода. Многие месяцы лодки уходили в море безвозвратно. Однако моя команда едва ли была похожа на возвратившихся героев. С непромытыми волосами, длинными бородами, позеленевшими лицами и впалыми щеками, глазными яблоками, выкатившимися, как бильярдные шары, мы напоминали больше истощённых и усталых лесных партизан.
Концы с подлодки были закреплены на причале. Прибывший на борт старший офицер принял кивком мой лаконичный рапорт и поприветствовал команду. Он сообщил, что впереди нас ждут суровые испытания, но заверил также с нотками теплоты в голосе, что все худшее позади и ситуация в ближайшее время кардинально улучшится. Затем старший офицер пригласил нас на коктейль и ужин. За столом подавали крепкие напитки и сытную пищу. Нас спрашивали о последних днях пребывания в Бресте и обстановке в Ла-Рошели. Мои подводники в ответ рассказывали фантастические истории в духе «Тысячи и одной ночи». Когда обнаружилось, что они приняли слишком много ликёра, я поднялся из-за стола, прекратив застолье. Нар поселили в отдельное помещение. И вскоре можно было услышать, как бородатые морские волки громко распевали песни, отмокая в ваннах или стоя под душем.
На следующий день после крепкого ночного сна я решил добиться получения новой подлодки, поскольку «У-953» разваливалась на глазах. Она нуждалась не только в новом «шнеркеле», но также в замене двух дизелей, всего комплекта аккумуляторных батарей и тысяче других единиц разного оборудования. Об этом я переговорил с главным инженером флотилии. Выяснилось, что на базе ВМС не было ни одной из тех деталей, в которых я нуждался, и совершенно отсутствовала возможность поставить мою лодку в сухой док на продолжительный капитальный ремонт. Кажется, я убедил главного инженера в том, что мне необходимо предоставить новую лодку.
Но в Бергене отсутствовало что-либо более существенное, чем запчасти и условия для ремонта. Туда не доставлялась почта. Я рассчитывал на письмо, телеграмму – на что угодно, – только бы знать, что дома всё в порядке. И наши мешки с письмами, видимо, потерялись где-то – либо в неразберихе отступления из Франции, либо из-за того, что почтовые судна были потоплены авиацией противника в проливе Скагеррак или в фиордах. Мы были отрезаны от родины. Отсутствие вестей о судьбе родных и близких тяжело переживалось каждым из нас.
Под низкими, серыми, слоистыми облаками я повёл «У-953» в арсенал выгрузить торпеды. Там находилось несколько помятых корпусов лодок, подлежавших резке на металлолом. Я ожидал оживления активности наших подлодок, базировавшихся в Норвегии, после того как порты во Франции были потеряны. Но здесь царило удручавшее безмолвие. Напрасно я надеялся на давно обещанные новые типы подлодок.
Ужин в жилом корпусе был скудным и строго нормированным, чего и следовало ожидать в сложившихся условиях на пятый год войны. Мне сообщили, что комендант города решил организовать торжественный вечер в нашу честь, где можно было побаловаться разными напитками, закусками, послушать музыку и потанцевать с норвежскими девушками. Возвратившись в свою комнату, я вытащил из своего единственного чемодана комплект морской формы, который захватил с собой. Она была влажной, в морщинах и плесени. Неприятный запах сопровождал меня, когда я ехал в загородный дом в горах, на курорт флотилии.
Утром на третий день своего пребывания на берегу я встретил своего старого знакомого – офицера штабной группы «Запад» капитана Розинга. Он успел выбраться самолётом из Ла-Рошели за несколько часов до того, как в него вошли американцы. За его прибытием в Норвегию последовало открытие близ жилого комплекса подводников штабного учреждения в целях активизации подводной войны против англичан. Вкратце сообщив Розингу о своём последнем походе, я обратился к нему с просьбой:
– Герр капитан, прошу посодействовать мне в получении новой лодки – если возможно, новейшего типа. «У-953» просто непригодна для выхода в море. В Норвегии к тому же нет условий для её ремонта и приведения в боеготовность.
– Не вижу возможности для выполнения вашей просьбы, – ответил Розинг. – Мы предпринимаем сейчас все усилия, чтобы восстановить каждую лодку обычного типа для предстоящих весной крупных сражений.
– Герр капитан, ремонт нашей лодки займёт времени не меньше, чем строительство новой.
– Это не вам решать. Ваше дело – исполнять приказы.
С ним было всё ясно, разговор больше не имел смысла. Я был отправлен в отпуск.
В тот же день у меня возникла идея отремонтировать мою лодку на верфях в Германии. Моё будущее оказалось тесно связанным с «У-953». Я понял, что целесообразнее оставить мечты о новой лодке и сконцентрироваться на продлении жизненного ресурса старой.
