– Почему?
– Ну сколько можно жить по-старому, правда? Наедаться от пуза, плясать на столах и кидаться костями? Как свиньи какие-то, честное слово!
[32]
Пришло время, когда средневековые обычаи должны уступить место…
– Почему?
Лужж замолчал. Традиции здесь были ни при чем. При чем была неопытность нового ректора.
Дело в том, что в Вальпургиеву ночь (с одиннадцати вечера до трех утра) в Первертсе резко усиливалась восприимчивость материи к магии
[33]
. Колдовать строго-настрого возбранялось, а уж кухня – место, где творились небывалые, даже по меркам магов, чудеса – и вовсе становилась запретной зоной.
Прежний ректор Бубльгум, умный и опытный, как все прохвосты, обеспечивал приготовление праздничного ужина заранее. Наевшись, волшебники становились добродушными, устраивали веселый турнир по метанию костей, и мальчишник без особых проблем добирался до трех часов утра, после чего всех отпускали спать.
Новый ректор Лужж, наивный и непредусмотрительный, как все порядочные люди, этого не сделал. Теперь придется что-то делать с голодными волшебниками, заполнявшими пустую столовую. А еще пора уже что-то решать с Мордевольтом, который упрямо не понимал тонких намеков Югоруса насчет Трубы. Да, с Трубой надо что-то решать. Что-то такое придумать… Может быть…
– Может быть, нам организовать дискуссию? – спросил он Развнедела. – Начнем с того, что как будет здорово, если все станут магами, а потом… что же потом? Потом надо будет правильными наводящими вопросами перевести дискуссию в плоскость проблемы практического осуществления…
Определенно в этот вечер все задались целью доконать бедного декана Чертекака. Сначала Харлей лечил Фантома Асса посредством шкафа, потом завхоз с помощью шума пытался вернуть молодость, затем оказалось, что ужина не будет, а теперь ректор на простой и ясный вопрос «Почему?» сошел с ума. Развнедел тяжело опустился на скамейку и уставился на руки. Потом на всякий случай спрятал руки под стол.
Тем временем в столовую из коридорной давки прорвались самые слабые представители сильной половины Первертса. На этом давка завершилась – бестолково ввалившаяся «неразлучная троица» заняла последнее место в гонке за отмененным ужином.
– Вы что, уже все съели?! – пропищал Кряко Малхой. – Как вы могли!
Лужж очнулся.
– Вальпургиев мальчишник объявляется открытым! – объявил он. – Три с половиной часа безудержного мужского веселья назло ведьм… то есть без всяких женских глупостей! Докажем, что мы, настоящие маги, легко обойдемся и без женщин, и без пищи!
Двери столовой гулко захлопнулись. Веселье началось.
Спортплощадка
Школьная спортплощадка, втиснутая между Чертекаком и загоном с монстрами, редко использовалась по назначению. Нет, с пространством над площадкой, изборожденным следами бесчисленных метел, все было нормально. А вот сама площадка… Короче, в высокой густой траве вполне могла заблудиться сотня-другая гномов. Правда, за последние полгода неугомонная Мергиона проделала здесь немало упражнений на свежем воздухе, но вытоптать многовековые заросли в одиночку так и не смогла.
Поэтому когда Мордевольт привез из Австралии 146 электрических овец, вопрос, где их держать, даже не успел быть поставленным.
Овцы тихо жужжали, перемещаясь по площадке правильным квадратом. В центре квадрата вместе с подопечными Мордевольта передвигалось пустое место.
Стукнула входная дверь и в слабом мерцании злосветов
[34]
показался человек с меховым воротником. Воротник приподнялся и несколько раз мрявкнул.
Стадо остановилось. Пустое место, аккуратно раздвигая овец, приблизилось к гостям и мягко заполнилось большим белым двугорбым верблюдом. Две Чаши, он же Рыжик – тот самый, спасенный Мергионой от неверной гибели
[35]
– наклонил красивую умную морду к живому воротнику и вопросительно фыркнул.
Дубль Дуб приветливо моргнул. Кисер довольно зажмурился. Первая часть задачи была решена.
Опять столовая
Сен впервые видел шеф-повара Гаргантюа не за приготовлением пищи. Худой как зубочистка француз не знал, что делать с руками. Куда бы он их не пристроил, руки начинали месить, лепить, нарезать или помешивать. Голова напоминала безутешное вареное яйцо.
– А ведь мы с обеда не обедавши, – выразил общую скорбь Развнедел.
В животе Харлея немузыкально заурчало.
Югорус Лужж обвел присутствующих озабоченным взглядом. Вся мужская (и мальчиковая) часть Школы волшебства смотрела на него… недобро.
– Давайте веселиться! – заторопился ректор. – Все-таки у нас традиционный Вальпургиев мальчишник! Кто знает веселую игру?
– «Съедобное – несъедобное»! – отозвался с дальнего стола Оливье Форест, но, судя по звуку затрещины, не получил поддержки у товарищей.
– Можно играть в города! – предложил Кряко Малхой и сам же начал. – Манчестер! Теперь на «Р»…
– Рагу! – отозвался Гаргантюа. – Или ромштекс. Или равиоли. Только без сметаны, а с уксусом и укропом…
Бормотание главного повара прервал подзатыльник, который схлопотал ни в чем ни повинный Кряко.
– Давайте не будем впадать в фрустрацию, – вдруг сказал Харлей.
Все задумались, пытаясь понять, куда им не надо впадать и как это может быть связано с едой
[36]
.
– Думай не думай, – заявил Развнедел (который, кстати, и не думал думать), – а еда сама не прилетит.
Звякнуло оконное стекло, и в столовую влетело странное существо с наволочкой на голове. Взгляды присутствующих потянулись к теоретически съедобному гостю, а руки – ко всему, что можно использовать в качестве метательного оружия.
– Спокойно! – закричал Гаттер. – Это мой Филимон! Он несъедобный, он ультразвук излучает!
