Обычно я приобретал добрую сотню баррелей (1 баррель – 163,65 л (англ.) вина и всегда первым пробовал его. Сам я мешал его с водой, а давая его своим слугам и помощникам, подмешивал воды поменьше. На моем столе стоял кувшин с вином, а перед каждым рыцарем – бутыль с водой, так что он мог подливать его в вино по своему усмотрению.
Король пополнил мой отряд пятьюдесятью рыцарями. К каждой трапезе я приглашал за свой стол десять из них вместе с десятью моими. По обычаю этой страны они ели лицом друг к другу и сидели на циновках, разостланных на земле. Каждый раз, когда раздавался призыв к оружию, я мог ответить на него, выставив пятьдесят четыре своих рыцаря; они были известны как дизенье, потому что каждый из них командовал десятью людьми. Когда бы мы ни выезжали вооруженными, по возвращении я давал обед этим рыцарям в моем жилище. Ежегодно каждый праздник я использовал, чтобы приглашать к обеду ведущих командиров войска, и порой случалось, что король перехватывал кое-кого из моих гостей.
Расскажу вам, что я видел, как отправлялось правосудие и выносились приговоры в Кесарии, покатам находился король. Первым делом я упомяну историю рыцаря, который был арестован в борделе и которому, по обычаям этой страны, был предоставлен выбор. Или его вместе с проституткой могли с позором провести через лагерь в одной рубашке и связанного, или же он отдавал коня и оружие и его выгоняли из армии. Рыцарь отдал королю лошадь и оружие, после чего покинул лагерь. Я пришел к королю и попросил его передать коня мне для бедного воина из моего отряда. Король ответил, что просьба неуместна, поскольку лошадь все же стоит восемьдесят ливров. На что я сказал ему: «Вы нарушаете соглашение со мной, поскольку рассердились на мою просьбу». Он от души рассмеялся и ответил мне: «Можешь говорить, что хочешь, но я на тебя не рассердился». Тем не менее коня я так и не получил.
Второй приговор был таков. Когда несколько рыцарей из нашего отряда охотились на дикое животное газель (вид антилоп), на них налетели госпитальеры и силой прогнали их. Я обратился с жалобой к настоятелю госпитальеров. Он сказал, что в соответствии с обычаями Святой земли он возместит обиду тем, что прикажет госпитальерам, совершившим этот поступок, есть, сидя на своих плащах, – пока те, кого они оскорбили, не попросят их подняться.
Настоятель поступил с ними как и обещал. Когда я увидел, что они едят в таком положении, то пошел к настоятелю, которого застал за обедом, и попросил его сказать этим людям, чтобы они поднялись; рыцари, которым нанесли оскорбление, обратились с такой же просьбой. Настоятель сказал, что не сделает ничего подобного, поскольку не может позволить, чтобы члены его ордена так безобразно вели себя по отношению к пилигримам, прибывшим на Святую землю. Услышав это, я сел на землю рядом с госпитальерами и стал есть вместе с ними, сказав настоятелю, что не поднимусь, пока и они не встанут. Он сказал, что я просто вынуждаю его, и удовлетворил мою просьбу. Затем он пригласил меня и тех рыцарей, что были со мной, отобедать за его столом, а госпитальеры присоединились к своим сотоварищам за другим.
Третий приговор, вынесенный в Кесарии, был таков: один из оруженосцев короля по имени Ле Гулю пустил в ход руки против рыцаря из моего отряда. Я пожаловался королю, который сказал, что, по его мнению, я могу оставить это дело в покое, поскольку оруженосец всего лишь толкнул моего рыцаря. Я же ответил, что отзывать жалобу не буду, и, если он не решит дело по справедливости, я оставлю его службу, поскольку его оруженосцам разрешено толкать рыцарей.
И тогда король разрешил дело по справедливости в соответствии с обычаями этой земли: оруженосец пришел к моему жилищу босым, только в рубашке и панталонах, с обнаженным мечом в руке. Он встал на колени перед рыцарем, которого оскорбил, и, взяв меч за острие, протянул рыцарю его рукоять. «Мессир, – сказал он, – я пришел простить прощения за то, что поднял на вас руку, и даю вам меч, чтобы вы могли отсечь эту руку у запястья, если хотите того». Я попросил рыцаря простить оскорбление, и он согласился.
Четвертое вынесенное наказание было следующим: брат Гуго де Жуа, маршал храмовников, был послан гроссмейстером этого ордена к султану Дамаска, чтобы обговорить соглашение относительно большого участка земли, принадлежавшего храмовникам, который султан хотел разделить так, чтобы ему принадлежала одна половина участка, а храмовникам – вторая. Соглашение было достигнуто и подлежало одобрению короля. Вместе с братом Гуго прибыл и эмир, присланный султаном Дамаска, а также документ, доказывающий, что договор был подписан надлежащим образом.
Тем не менее, когда гроссмейстер храмовников рассказал обо всем этом королю, его величество очень удивился и сказал, что составить такое соглашение, предварительно не посоветовавшись с ним, – это очень смело. За этим, сказал король, должно последовать наказание. Оно обрело вот такую форму: король откинул пологи трех своих шатров, и все рядовые члены армии получили право войти в них и посмотреть, что происходит. Гроссмейстер храмовников и все его рыцари босыми прошли через лагерь, потому что они обитали вне его. Король заставил гроссмейстера храмовников и посланца султана сесть перед ним и громким голосом обратился к первому из них. «Гроссмейстер, – сказал он, – объясните послу султана, что вы сожалеете о том, что заключили такой договор, не поговорив предварительно со мной. И добавьте, что, поскольку не посоветовались со мной, вы должны освободить султана от обязательств по соглашению, которое он заключил с вами, и вернуть все документы». Гроссмейстер храмовников достал текст соглашения и протянул его эмиру, сказав при этом: «Возвращаю вам договор, который я заключил по ошибке, и выражаю сожаление в связи со своими действиями».
Затем король приказал гроссмейстеру и остальным храмовникам подняться, что они дружно и сделали. «А теперь, – сказал его величество, – преклоните колени, и я жду возмещения за то, что вы обратились к султану без моего на то согласия». Гроссмейстер опустился на колени и протянул королю подол своего плаща, вручая ему все, чем владел орден, дабы его величество мог взять любое возмещение, которое пожелает. «Первым делом я объявляю, – сказал король, – что брат Гуго, который отвечал за это соглашение, будет изгнан из Иерусалимского королевства». Ни гроссмейстер (который вместе с королем был крестным отцом графа д'Алансона, родившегося в Шатель-Пелерен), ни даже королева и никто из присутствующих не смогли вступиться за брата Гуго или спасти его от изгнания из Святой земли и Иерусалимского королевства.
Глава 15
Поход в Яффу
Май 1252 – июнь 1253 года
Пока король укреплял Кесарию, из Египта вернулись его послы, привезя с собой договор, подписанный в соответствии с условиями, высказанными королем. По соглашению между королем и эмирами, в назначенный день он должен отправиться в Яффу, а они поклялись, что в тот же день прибудут в Газу, чтобы передать в его руки Иерусалимское королевство. Король и все командиры армии обязуются соблюдать условия соглашения, переданного послами; это означало, что мы связаны клятвой помогать эмирам против султана Дамаска.
Как только тот узнал, что мы объединились с египтянами, он тут же послал четыре тысячи до зубов вооруженных турок в Газу, куда должно было прибыть войско из Египта. Он прекрасно понимал, что если это войско присоединится к нам, это будет означать его конец. Тем не менее король не отказался от своего плана идти маршем к Яффе. Услышав о его приближении, граф де Жафе (Яффский) принялся за работу, приводя свой замок в такое состояние, чтобы он был готов противостоять штурму. В каждом проеме укреплений – а их было добрых пятьсот – он поставил щит со своим гербом, а также свой штандарт. Это было великолепное зрелище, потому что гербы его были золотого цвета с красным крестом.
