11 ноября, в день рождения жены Геббельса, Лени явилась к 17 часам в рейхсканцелярию. Она так хорошо вошла в образ обиженного Геббельсом режиссера, что уже с порога залилась слезами.
Гитлер совсем не удивился такой реакции – о Лени уже давно поговаривали, что она истеричка – и мягко спросил:
– В чем дело, фройляйн Рифеншталь?
Лени не нашла ничего лучше, чем выпалить:
– О, мой фюрер! Это ужасно! Меня ненавидит доктор Геббельс!
Дружелюбность Гитлера мигом исчезла, он мгновенно взбесился:
– Что за чушь?! С чего это доктор Геббельс должен вас ненавидеть?!
Лени постаралась как можно более связно рассказать фюреру обо всех препонах, чинимых Геббельсом.
Гитлер выслушав ее, успокоился:
– Вы устали и перенервничали. Сами подумайте: зачем министр будет предпринимать что-то против вас?
Лени с ужасом понимала, что Гитлер настойчиво защищает своего соратника и ничего не хочет слышать о нем плохого. Черт, тогда придется предъявить протокол! Это был ее последний козырь! Слезы уже не помогали.
Лени вытащила бумагу из сумочки и протянула Гитлеру. Тот пробежал ее глазами и надолго замолчал.
Этот протокол был получен в полицейском участке, когда операторов Лени засунули в кутузку после того, как они отказались снимать для Вайдеманна, который в это время делал по приказу Геббельса фильм о партийном съезде, намереваясь перещеголять «Триумф воли».
Наконец Гитлер произнес:
– Хорошо, я поговорю с доктором Геббельсом. Больше пока ничего не могу сказать.
Спустя несколько дней Лени позвонил Брюкнер и сообщил, что с этого дня она будет подчиняться не министру Геббельсу, а Рудольфу Гессу и Коричневому дому. Очередная победа над Геббельсом! Как она здорово утерла ему нос!
* * *
Четыре месяца потребовалось на просмотр и архивирование отснятого материала. К монтажу Лени приступила в феврале 1937 года. Из 100 тысяч пленки нужно было склеить лишь 6 тысяч.
В один из дней, когда Лени, как обычно, корпела в монтажной, Вальди Траут сообщил ей, что ее ждут в рейхсканцелярии. Лени немедленно поехала к Гитлеру прямо в том, в чем была, – юбке и свитере.
Фюрер приветливо поздоровался и сказал:
– Очень сожалею, что оторвал вас от работы, но дело – неотложное. Пригласите к себе завтра домой на чашку чаю доктора Геббельса и меня.
– Мой фюрер, но мой дом еще не готов, – произнесла Лени, не найдясь, что сказать. Эта просьба ее изумила.
– Да? Вот и отлично, – радостно потирая руки, произнес он.
Лени не могла понять, в чем дело. Гитлер взял со стола газету и протянул ей. На первой полосе швейцарской «Вельтвохе» было напечатано: «Падший ангел Третьего рейха». Она пробежала глазами статью, в которой сообщалось, что Лени Рифеншталь впала в немилость в Германии после того, как попыталась пожаловаться Гитлеру на выходку, учиненную Геббельсом. Рейхсминистр во время праздничного ужина демонстративно встал из-за стола и потребовал фройляйн Рифеншталь покинуть мероприятие в связи с тем, что у нее обнаружилось еврейское происхождение. Теперь она, якобы, пребывала где-то в Швейцарии.
– Нужно опровергнуть эту чушь! – заявил Гитлер. – Поэтому завтра господин Хоффманн сфотографирует нас вместе с доктором Геббельсом, который в знак завершения строительства вашего дома подарит вам букет роз.
На следующий день к Лени пришли Гитлер, Геббельс и фотограф Генрих Хоффманн. На чай она также пригласила маму, брата и некоторых своих знакомых. Улыбающийся Геббельс вручил Лени большой букет красных роз, что и запечатлел на снимке Хоффманн.
Тем временем, студия «Тобис» пригласила Лени в Париж для вручения золотой медали за «Триумф воли». На обратном пути она решила заехать к Гитлеру в Бергхоф, чтобы поделиться своими впечатлениями о Франции. Впечатляющее расположение Бергхофа на горной вершине поразило Лени. Адъютант провел ее в пустой вестибюль, в котором шел фильм с Марлен Дитрих, зрителей при этом не было. По лестнице спустился Гитлер и проводил ее на терассу, где уже стоял чайный сервиз. Проходя через просторную и светлую гостиную с мраморным камином и клетками с желтыми канарейками, Лени ахнула от восторга – во всю стену располагалось огромное панорамное окно с видом на горные пики. Лени села за столик, ей принесли кофе с пирожным. Гитлер, как всегда, пил минеральную воду.
– Как вам понравился Париж? – был его первый вопрос.
– О, мой фюрер, я совсем мало его видела. Так устала, что проспала все на свете.
– Хм, жаль, я бы многое отдал, чтобы увидеть Париж! – восторженно воскликнул фюрер.
– Моя гостиница была неподалеку от Елисейских полей. Это удивительно красивая улица. А еще я видела площадь Согласия и церковь Мадлен и Сакре-Кер.
– О, Париж, – мечтательно произнес он. – Самый красивый город на земле! А Елисейские поля – красивейшая в мире улица! Величественные колонны церкви Мадлен, потрясающая роспись. В сравнении с ними Берлин безобразен! Я досконально изучил все исторические здания Парижа, к сожалению, только по чертежам. Обязательно вернитесь туда, чтобы полюбоваться на город.
– А как вам французы, мой фюрер?
– Этот народ мне симпатичен, – важным тоном отвечал он. – Когда я был солдатом, то познакомился с несколькими местными жителями и с удовольствием общался с ними. Однако я считаю, что эта нация, создавшая одну из величайших культур, в упадке. Похоже, что время ее расцвета прошло, и теперь она будет медленно гибнуть. Ее может спасти только крупный политический деятель. Был бы рад, если бы на моей стороне был здоровый и сильный сосед.
Затем Гитлер предложил пройтись по окрестностям виллы. По дороге он остановился и вдруг указал Лени на едва видневшиеся в облаках горы:
– Видите там Австрия. Я каждый раз смотрю туда и взываю к Всемогущему, чтобы он дал дожить до того дня, когда Австрия и Германия объединятся в великую империю. Я ведь выкупил этот дом только потому, что отсюда могу видеть и Германию, и Австрию.
И он устремил мечтательный взор в туманные дали.
– Вы верите в Бога?! – осмелилась прервать его задумчивость изумленная Лени.
– Да, я верю в божественную силу, в Бога и в Божественное провидение, но не в церковные догмы. Когда наступит время, придет новый мессия – не Христос, нет! Основатель новой религии, которая изменит человечество!
По дороге назад к вилле он еще много говорил о католической церкви, о кострах инквизиции и преступлениях, совершавшихся осененными крестным знамением. После этого фюрер попрощался с Лени, распорядившись отвезти ее в гостиницу.
После визита в Бергхоф Лени отправилась в Альпы. Ей следовало отдохнуть – только горный воздух мог помочь ей восстановить свои силы. Будто заново родившись, она вернулась в Берлин, где с новым пылом продолжила изнуряющую работу над монтажом фильма. Вторая серия картины давалась легче – вместо пяти месяцев работа была закончена за два. После склеивания пленки предстояла работа в звукозаписывающей студии. Были приглашены дикторы и артисты, озвучивающие роли, спортивные комментаторы. Здесь Лени познакомилась со звукоинженером Германом Шторром, ставшим на два года спутником ее жизни. Как и всегда, это просто была ни к чему ни обязывающая приятная любовная связь и не больше.
