Точно так же, как мои воспоминания об Иностранном (интернациональном) легионе представляют собой смесь возвышенного и нелепого, «Призыв» также носил на себе оттенки этого, когда появился в «Правде», пересыпанный пропусками, потому что в типографии обнаружилась отчаянная нехватка английского шрифта.
Кроме того, текст был перегружен ошибками, и, что еще хуже, он был сначала написан на русском языке, а затем переведен на английский сотрудниками «Правды», потому что ничем иным нельзя было объяснить вымученную терминологию призыва. Он был подписан Альбертом Вильямсом, Самуилом Агурским, Ф. Нейбутом (Нейбута звали Арнольд). Под заглавием «Призыв» он появился под статьей, также на английском языке, названной «Первое интернациональное подразделение Красной армии». В последней заметке объяснялось, что мы должны быть приписаны к гренадерскому гвардейскому полку и что члены легиона должны быть добровольцами, с «условиями жизни… такими же, как в Красной армии». Люди, желающие вступить, должны обратиться в Мариинский дворец. Подписанный «Члены коллегии отдела образования и [sic] подготовки» текст гласил: «Отдел ниже приводит перевод Призыва инициаторов образования подразделения товарищей американских социалистов Альберта Вильямса [sic] и Самуил Агуский [sic], которые возглавляют бюро по записи добровольцев».
«Призыв» после обычных напыщенных фраз о рабочем классе и империалистах, в частности, продолжал:
Советская власть сделала героическое усилие покончить с войной… Она обращает призыв к рабочим всего мира; до сих пор рабочие классы в иностранных государствах не пришли на помощь русской революции, и теперь страшная угроза нацелена на сердце Советской власти, так как армия германских империалистов наступает.
Глаза всех революционеров иностранных государств обращены на этот революционный центр мира, в надежде, что он защищен. Но мы, кто находимся здесь, можем непосредственно помочь обеспечить эту защиту. Наш долг – сражаться, ради сохранения Петрограда».
Обращение, позднее разосланное из Москвы на пяти языках, было более деловитым, чем «Призыв»:
«Россия в тюрьме. И все равно, поверх бряцанья мировой войны ее голос громче других взывает к справедливости и гуманности – за бедных и угнетенных.
У России есть внутренние и внешние враги, сильные и хитрые. И Россия нуждается не в ваших словах или благочестивых пожеланиях. Ей нужна работа, дисциплина, организация и оружие в руках бесстрашных бойцов.
Вы верите в революцию, в Интернационал и в Советскую власть? Тогда вступайте в Интернациональный легион Красной армии. Он сформирован для тех, кто говорит на иностранных языках, и в него войдут воюющие революционеры, революционеры-борцы со всего мира.
Вы свободный человек? Тогда немедленно вступайте.
Вы работаете на заводе или в конторе? Тогда отдайте свободное время муштровке, научитесь стрелять из ружья и пройдите курс военного дела.
Штаб-квартира: Нижний Лесной переулок, 2 – возле Храма Спасителя».
Я говорил, что немцы не остановятся. Они не остановились после того, как получили послание о том, что русские примут старые условия мирного договора, они не остановились и после того, как русские окончательно, перед крайним сроком дали им ответ на новые условия и согласились их принять. Они не остановились, пока германские войска не дошли до озера Нарва на линии Пейпус-Могилев Северного фронта.
Но даже тогда борьба Ленина, направленная на то, чтобы заставить товарищей согласиться принять мир, все еще не была выиграна.
Новые условия, разумеется, были гораздо хуже старых. Именно это предвидел Ленин в своих тезисах: до тех пор, пока жесткие условия мира, выдвинутые в январе, не будут подписаны, «великие поражения вынудят Россию заключить еще более невыгодный сепаратный мир». Утром 23 февраля новые германские условия, наконец, были переданы советскому правительству. Россия должна отозвать свои права на всю Ригу и ее окрестности, всю Курляндию и Литву и вывести свои войска с Украины. Требовалось признание германской оккупации Ливонии и Эстонии
65.
Советы заключили мир и с Украинской Радой. Россию лишали ее польских, балтийских и белорусских провинций. Платежи Германии были сокращены по нескольким пунктам по сравнению с условиями договора, предложенными ранее, но это было компенсацией при условии, что каждая сторона заплатит за содержание своих граждан-военнопленных, что означало огромный счет, который должен был быть предъявлен Советам. Вероятно, самый тяжелый удар для России – потеря пшеницы и зерна, леса и скота, которые немцы могли разворовывать на Украине, с плодородных земель, теперь полностью перешедших к кайзеру.
В Центральном комитете борьба разразилась с новой силой. На ответ на германский ультиматум давалось всего сорок восемь часов. Ленин предстал перед самым тяжелым испытанием в своей жизни. Троцкий, позиция которого все время отличалась от позиции группы Бухарина, который не желал ни идти на компромисс, ни иметь дело с империалистами любой формы или фасона, теперь «склонился к партии войны», выражаясь словами его биографа. Он не согласился с Лениным в том, что в данный момент они бессильны и могли сдать Петроград и Москву. Троцкий же не мог оставить роль, в которую он так погрузился в Бресте, – во всяком случае, не так быстро. Говоря об обороне, которую они могли бы организовать, если бы были едины, он сказал:
– Мы весь мир держали бы в напряжении. И если мы сегодня подпишем этот германский ультиматум, мы… возможно, выиграем мир, но потеряем поддержку прогрессивных элементов пролетариата.
Теперь, как и в октябре, Ленин грозил уйти в отставку. Троцкий, отрезвленный этим, ответил:
– Мы не можем вести революционную войну при таком расколе в партии.
Ультиматум Ленина заключался в том, что он уйдет в отставку и из правительства, и из Центрального комитета партии.
