«И пока Андрей беседовал с Равком, воззвал к нему голос, повелевая распустить собрание и идти в город, который был перед ним, где, он знал, его ждала большая община и высокое и славное служение. А после того он должен был вернуться в этот город, и было открыто ему, что предстоял ему ещё больший труд и ожидали его преследования от царя, разгневанного из-за того, что его гонцы уверовали. И был всем им голос с небес: «Укрепите сердца ваши именем Моим и знайте, что Я с вами и обитаю среди вас до скончания века!»
И благословил Андрей народ: «Да утвердит вас Господь в правой вере — вас и ваших сынов и дочерей до самого конца, аминь!» Ответил ему народ: «Иди с миром, но ненадолго, ибо услышали мы голос, обращённый к тебе и сообщивший, что этот город подвергнется большим гонениям от царя, потому что уверовали его гонцы». И укрепил Андрей их сердца и сказал напоследок: «Не бойтесь, чада мои. Господь, в Которого вы уверовали, крепок, и в Его власти не допустить до вас жестокого царя»».
— Па-а-а-следние времена-а-а!.. — размашисто, двумя перстами перекрестился владыка Горгоний, схиепископ Невский и Купчинский, он же прежде иеромонах Савва, он же некогда в крещении Викторин, он же в совсем далёком прошлом Витя Террорист.
— Невежество и мрак теснят маленький корабль верных, но не потопят его. Вот мы с вами, братия и сестры, совершаем сегодня память Агапии, Хионии и Ирины. Однако почти все вы помните, и я рассказывал вам в прошлом году, что это всего лишь имена, выдуманные в рамках антихалкидонской полемики, о чём прямо говорит и их мученичество, духовный же смысл настоящего праздника заключается в следовании словам апостола о добродетелях любви, мира и, главное, белоснежной чистоты — непорочности. Слышали вы сегодня и воскресное чтение из Послания к евреям. Чтец, конечно, возглашает: «Послания святаго апостола Павла чтение», — но это, как вы понимаете, есть лишь дань многовековой традиции. На самом же деле, как давно уже доказано ведущими мировыми библеистами, к апостолу Павлу оно не имеет ровным счётом никакого отношения. То есть это псевдоэпиграф или, иными словами, апокриф! Но тогда у вас может возникнуть справедливый вопрос: а почему же в нашей общине, состоящей не из невежд, не из простецов, не из пролетариев патриархийных подзаборных, читается апокриф? Другой пастырь ответил бы вам, что за древность или ради пользы духовной, но я не обинуяся реку вам: ибо в апокрифах явлена нам истинная мудрость, сокрытая от непосвящённых, — оттого и зовутся они апокрифами. Много веков учители внешней Церкви клеймят апокрифы как якобы нечто чуждое подлинному церковному преданию. Но тогда мы спросим их: а кто измыслил это предание? Христос, Дух Святой, Логос? Не они ли сами, мнимые первосвященники, чтобы сокрыть им свои собственные беззакония: симонию и содомию? Между тем писания древних христиан, хоть и называются тайными, однако прямо называют вещи своими именами и, самое главное, так называемый брак — узаконенным блудом. Все верные призваны подражать Христу, а мы, архиереи, — в первую очередь. Но часто ли думали вы действительно стать христами или хотя бы апостолами? Между тем именно об этом повествуют, например, деяния Иоанна Богослова, возлюбленного — подчеркну это слово — ученика Христова. Давайте же, ученики мои верные, встаньте вокруг меня, возьмитесь за руки и припевайте за мной, поющим гимн из этих чудных деяний: «Аминь, аллилуйя».
Все общинники разом вскочили со своих мест и поспешили образовать хоровод вокруг владыки Горгония, рослого мужчины с всклокоченной русой бородой, как новогодняя ёлка, возвышавшегося в своей митре над тесным кругом своих почитателей — преимущественно почитательниц. Когда члены общины наконец утихли, выяснив, кто с кем рядом хочет стоять, схиепископ запел чуть дребезжащим фальцетом: «Слава Тебе, Отче». И все, двигаясь по кругу, словно счастливые дети, стали нестройно припевать за Ним: «Аминь, аллилуйя»:
Слава Тебе, Слове,
слава Тебе, Милость.
Аминь, аллилуйя.
Слава Тебе, Душе,
слава Тебе, Святой,
слава Твоей славе.
Аминь, аллилуйя.
Хвалим Тебя, Отче,
благодарим Тебя, Свете,
в Коем мрак не живёт.
Аминь, аллилуйя.
Я скажу, зачем мы благодарим:
Спастись желаю
и спасти желаю.
Аминь, аллилуйя.
Избавиться желаю
и избавить желаю.
Аминь, аллилуйя.
Быть ранен желаю
и ранить желаю.
Аминь, аллилуйя.
Рождаться желаю
и рождать желаю.
Аминь, аллилуйя.
Милость хороводит.
Свирять желаю —
пляшите же все вы.
Аминь, аллилуйя.
Рыдать желаю —
бейте себя все.
Аминь, аллилуйя.
Восьмёрка единая
ликует с нами.
Аминь, аллилуйя.
Двенадцать число
в выси кружит.
Аминь, аллилуйя.
Ему Всему
в выси кружить подобает.
Аминь, аллилуйя.
А кто не кружит,
тот творящегося не знает.
Аминь, аллилуйя.
Бежать желаю
и остаться желаю.
Аминь, аллилуйя.
Украсить желаю
и украшаться желаю.
Аминь, аллилуйя.
Соединиться желаю
и соединить желаю.
Аминь, аллилуйя.
Дома я не имею
и дома имею.
Аминь, аллилуйя.
Я для тебя светильник
видящего Меня.
Аминь, аллилуйя.
Я для тебя зеркало
мыслящего обо Мне.
Аминь, аллилуйя.
Я для тебя ворота
стучащегося в Меня.
Аминь, аллилуйя.
Я для тебя дорога
проходящего мимо.
Аминь, аллилуйя.
Припевая с Моим хороводом,
увидь себя во Мне, говорящем,
и, увидев то, что творю Я,
молчи о Моих тайнах.
Кружащий поймёт, что творю Я,
ибо твоё это человеческое страдание,
что претерплю Я.
Ведь ты не смог бы вовсе
понять, что ты терпишь,
если б тебе, как Слово,
Я Отцом не был послан.
Узрев, что творю Я,
узрел как страдальца,
и, узрев, не замер,
но весь подвигся,
подвигшись быть мудрым.
Постель для тебя Я —
на Мне отдохни ты.
Кто Я такой, узнаешь,
когда отойду Я.
Чем кажусь ныне,
тем не являюсь.
Кто Я, увидишь,
когда ты прибудешь.
Если познал бы страданье,
стяжал бы бесстрастье.
Познай же страдание
и стяжи бесстрастье.
Чего не знаешь,
тебя Сам научу Я.
Бог Я есмь Твой,
а не предателя.
Размерить желаю
души святые по Мне.
Мудрости слово узнай,
снова скажи Мне:
Слава Тебе, Отче,
слава Тебе, Слове,
слава Тебе, Душе.
Если же мой «аминь»
понять ты желаешь,
словом сыграл Я со всем
и не постыдился вовсе.
Вот Я заплясал,
а ты всё постигай,
и, постигнув, скажи:
Слава Тебе, Отче!
Аминь, аллилуйя!
Странный, ломаный ритм танца завораживал Нину, но она изо всех сил старалась сохранить самообладание, предпочитая наблюдать за членами общины. Мужчины двигались спокойно, явно стараясь вслушиваться в смысл слов. Но вот с женщинами происходило что-то необычное, напомнившее ей разве что читанное некогда о хлыстовских радениях. Одна словно пришла в экстаз, закатив глаза и пытаясь оторваться от земли. Другая будто оцепенела, двигаясь как сомнамбула и не отрывая взора от поющего. Иные же, напротив, чуть ли не извивались, как на дискотеке, в страстных конвульсиях. Но все вместе они, странные и словно неприкаянные, казались частицами одного мироздания, хороводом планет, вращающихся вокруг солнца. И Нина тоже чувствовала себя здесь маленькой звездой.
