«Допускаете ли вы версию отравления? — Я бы эту версию не исключал».
«Вот и я бы не исключал версию отравления. Кровавая масса, навалившаяся на мой мозг, — это не что иное, как кровотечение внутренних органов». Председатель, оторвавшись от книги, сидел прямо у настольной лампы, его старая книга, написанная в 1999 году, — на столе.
Председатель посидел так некоторое время, в свитере и тёплых носках, но в трусах, чёрных длинных, носить такие научила его тюрьма. «Должно быть, странным я кажусь тем существам, которые могли бы заглянуть через стёкла в мою библиотеку», — подумал Председатель. «Озадаченный внезапной катастрофой… Надо же, вначале я подумал, что глючит компьютер, а это меня, оказалось, глючило».
Дальше там в книге речь шла о судьбе известного писателя Юлиана Семёнова. Через полгода, да нет, не через полгода, но уже в следующем месяце, в конце 1990 года, Семёнов ехал на встречу с представителями Руперта Мэрдока, чтобы договориться об инвестициях для «Совершенно секретно». Внезапно Семёнов стал заваливаться на сидевшего рядом Боровика. В больнице диагностировали инсульт. В Кремлёвской больнице Семёнову была сделана операция, в результате которой он стал овощем.
«Ну, это уже выходит за рамки моего интереса, — решил Председатель. — Там ещё был убит ещё один известный человек из „Совершенно секретно“ — протоиерей Мень. Топором. Это уже за предметом моего расследования. Меня интересует отравление, внезапная катастрофа», — сказал себе Председатель и захлопнул книгу.
Рыцарь и проститутка
Кусок из книги «Анатомия Героя». Председатель, боясь лечь спать, точнее, боясь проснуться в ночи, влез в эту книгу в поисках прогулки с Дьяволом. Это события августа 1995 года.
«Первого августа, дабы не быть вечером одному, пошёл в театр „Сатирикон“, он вблизи Сущёвского вала, минут десять ходьбы от „Книжного обозрения“. Я был с несколькими сотрудниками газеты. Перед спектаклем мы выпили шампанского в буфете. Я посидел минут двадцать и, наступая на ноги, выбрался из зала, ибо спектакль „Игра в жмурики“ раздражил меня своей тенденциозной болтовней. (Двое актёров, действие происходит в морге.)
На улице было жёлто и смутно. Ветер растрёпывал обильную, безумную и рахитичную зелень. Дальнейшие события имели смутную чёткость дурного сна.
Подошёл по тропинкам почти к Сущёвскому валу и попытался перейти на противоположную сторону оживлённого шоссе. Мешали автомобили в двойном движении. Двинулся по обочине. Заметил, что на противоположной стороне, поглядывая на меня, движется мужичонка. Я перешёл дорогу. Мужичонка приблизился, как бы ждал. Невысокого роста, чёрные брюки, свитер, поверх свитера воротник голубой рубашки. Очень загорелое лицо, светлые яркие глаза, полуседые ухоженные волосы. Косые скулы, кадык крючком. Хрящеватые уши. Можно сказать, чистенький, в меру подвыпивший рабочий. „Ты мне свистел?“ — спрашивает. „Нет, ничуть“.
Идёт рядом со мной к Сущёвскому валу и бурчит, высказывая… мои мысли: народ такой уродливый, страна оккупирована (взгляд на витрины киосков у перехода). Вдруг, заглядывая мне в лицо: „У тебя лицо, как пластиковое. Неживое. Ты как неживой“. Я иду себе невозмутимо, весь в чёрном, вплоть до чёрного носового платка. Он вновь, заглядывая в лицо: „Ты мёртвый, вот что“. Сказано очень испуганным голосом.
Перейдя на противоположную сторону Сущёвского вала, стоим у развилки улиц. Он: „Я пойду. Ты осторожно“. „А что, — улыбаюсь я, — смерть за мной скалится?“ Он побледнел и, с придыханием: „Да“. Жмёт мне руку. „Ты мне странно знаком. Так знаком, как будто мы в одном классе учились“. Он мне так знаком, как будто мы тысячелетие вместе провели в одной тюремной камере.
Иду по Сущёвскому валу один. Через момент он догоняет меня. Забегает вперед. Он в панике. „Не ходи туда! Тебя сейчас убьют. За тобой идут двое. Один побежал (как бывает в снах, он употребил два варианта: „побежал“ и „поехал“) в объезд“. Показывает рукой туда, где якобы есть параллельная валу улица. „Не ходи!“ И оглядывается. Я не оглядываюсь.
Я решительно шагаю в дурном сне. Всё вокруг жёлтое, люди куда-то исчезли, мы одни на всём земном шаре. В фильмах Антониони была, я помню, подобная атмосфера галлюцинаторного мира, где всё правда и всё мираж. Он бежит рядом и, как верная собачонка, заглядывает мне в лицо. Его лицо обеспокоено ужасом. Отвечаю ему на немые вопросы гримас. „Всё равно когда-то убьют. Не сегодня, так завтра. Если боишься — отставай…“ Он не отстаёт, но испуганно прибился, прилепился ко мне. И канючит: „Не ходи. Тебя убьют…“
У пересечения Сущёвского вала с поперечной улицей на нас выходит высокий худой тип в голубой куртке. „Он!“ — взвизгивает мой спутник и хватается за мою руку, чтобы обрести поддержку. Не доходя пяти или десяти метров до меня, тип вдруг падает на мостовую, корчится, как креветка, в зародыш и… замирает мертвым. Я размеренным шагом иду мимо. Мой спутник ненадолго нагибается над типом и вновь испуганно прилепляется ко мне. Он ошеломлён. Он: „Что же ты не остановился? Он мёртвый. И почему он упал, как ты это сделал?“
„Лучи, — говорю я и выдвигаю вперед палец, как бы стреляя из него. — И на левом плече у меня шар, а за спиною смерть, ты что, не видишь?“ С суеверным ужасом он торопится со мной мимо Рижского вокзала к метро по жёлтым улицам. Теперь страшно и мне. У метро мы прощаемся. Почему-то это он уезжает в метро, а ведь намеревался уехать я. Я же иду по проспекту Мира к одноимённой станции метро, ожидая и надеясь, что, может быть, меня убьют по пути.
На следующий день, анализируя происшествие, я пришёл к выводу, что прогулялся с самим Дьяволом и напугал его. Ибо он прогулялся со мной — с мертвецом. Чуть подвыпивший, празднично одетый рабочий с тронутыми сединой прядями — лишь форма; однако жёлтый загар ада, костяшки скул, хрящеватые уши, светлые глаза моей мамы и, главное, эта атмосфера ужаса и безлюдья, быстро нагнетённая нами — им и мной, — выдали его. Я узнал, что я — мертвец, а он — Дьявол, и даже он убоялся меня в этом состоянии. Ибо мертвецы, разгуливающие по улицам, нагоняют ужас даже на Дьявола.
Через пару дней я рассказал эту несусветную историю ясновидящей по телефону. У меня никогда не было знакомых ясновидящих, но эту мне рекомендовали друзья. Она посоветовала мне набрать тёплую ванну воды с солью, зажечь в ванной перед зеркалом свечу и смотреть, КАК будет гореть фитиль. „Фитиль должен будет коптить. Вас ведь сглазили миллионы раз. Ваши читатели и телезрители“. Я поступил, как она велела. Свеча в тяжёлом подсвечнике в конце концов сползла в воду, туда же нырнуло зеркало, и, даже в моем состоянии, я заулыбался. К тому же кожу щипало, я вывалил в ванну целую пачку соли.
На следующий день ясновидящая приехала с высокой блондинкой-родственницей и, посадив меня на стул, обошла вокруг меня много раз с зажжённой свечой, приближая её то к голове, то к шее. В результате свеча страшно почернела. Ясновидящая, молодая девчонка 22 лет, стала убеждать меня, что я должен отрешиться от Зла, в противном случае со мной произойдет то, что мне наглядно продемонстрировали Высшие силы, убив на моих глазах типа в голубой куртке мне в поучение. Таким пояснением я не удовлетворился, сказал, что менять жизнь не стану, что опять найду себе блядь-девчонку, что я сам — Добро, однако хочу разврата, буду воровать, грабить и убивать, наказывая Зло. Тогда ясновидящая почему-то неохотно сказала, что в прежней жизни я был германским рыцарем и совершил несправедливость против Н., и теперь в этой жизни я искупаю перед ней свою некогда, много веков назад, совершённую несправедливость. Я попросил ясновидящую поднатужиться и увидеть больше. „В той далёкой жизни в Германии, — сказала она, — Н. была проституткой“, а я, германский рыцарь, убил её. Вот и искупаю.
