Путешествие в Орландо далось тяжело – лимит кредитной карты подходил к концу, а Донна утверждала, что у нее начались схватки, но Донни никогда не был в «Мире Уолта Диснея» и решил, что раз уж они оказались рядом, то какого черта?
Кредитная карта Дики, зятя Донны, позволила им попасть в «Волшебную страну», и из пьяных мыслей Донни Бремен понял, что парочка была в парке именно в то время, когда он убегал от Ванни Фуччи. Мир тесен. Джереми изо всех сил прижался щекой и виском к стеклу, пытаясь отогнать чужие мысли, воздвигнуть барьер между этими новыми волнами нейрошума и своим израненным сознанием.
Не помогло.
«Волшебная страна» не произвела на Донни особого впечатления, хотя он всю жизнь мечтал сюда попасть – чертова Донна, которая вечно все портит, отказывалась идти с ним в самые крутые места. Она лишила его удовольствия – стояла там, внизу, как беременная двумя телятами корова, и махала рукой, когда он садился на «Космическую гору», «Гору брызг» и другие экстремальные аттракционы. Донна оправдывалась тем, что через час после прихода в парк у нее отошли воды, но ее парень не сомневался, что она просто хочет позлить его.
Донна настояла, чтобы вечером они поехали в Орландо, утверждая, что начались настоящие схватки, но Донни оставил ее в кресле перед телевизором на автобусной станции, а сам принялся обзванивать больницы. По части оплаты они были еще хуже, чем в Хантсвилле, Атланте или Сент-Луисе.
Последние деньги с кредитной карты Дики были потрачены на билеты от Орландо до Оклахома-Сити. Беззубый старый пердун, сидевший около телефонных будок на автобусной станции, слышал сердитые вопросы Донни по телефону и – после того как молодой человек в последний раз с грохотом повесил трубку – посоветовал ему ехать в Оклахома-Сити. «Лучшее, черт возьми, место в этой Богом проклятой стране, чтобы появиться на свет, – прошамкал старый пердун, обнажив голые десны. – Там рожали две моих сестры и одна из моих жен. Больницы в Оклахома-Сити не заморачиваются, а просто вешают все на “Медикэр”».
Поэтому Донни с подружкой поехали в Хьюстон, взяв стыковочные билеты до Форт-Уэрт, а оттуда до Оклахома-Сити. Донна все время всхлипывала, повторяя, что схватки стали совсем частыми, с интервалом в несколько минут, но с увеличением количества выпитой браги у ее спутника крепло убеждение, что она лжет, чтобы испортить ему поездку.
Девушка не лгала.
Бремен чувствовал ее боль, как свою. Он следил за схватками по своим наручным часам: интервал между ними с семи минут в Таллахасси уменьшился до двух минут, когда они пересекли границу штата Алабама. Донна плакала и в темноте тянула Донни за рукав, но он отталкивал ее. Парень был занят разговором с мужчиной, сидевшим через проход, Мередитом Соломеном, беззубым старым пердуном, который посоветовал ехать в Оклахома-Сити. До Гейнсвилла Донни делился с ним брагой, а потом Мередит время от времени протягивал ему свою флягу с напитком покрепче.
Перед самым туннелем, ведущим в Мобиль, Донна заговорила – достаточно громко, так что ее слышал весь автобус:
– Черт бы тебя побрал, Донни Экли, если ты собираешься позволить мне родить чертова ребенка прямо в этом чертовом автобусе, по крайней мере, дай мне глоток того, что ты пьешь с этим беззубым старым пердуном!
Донни шикнул на нее, понимая, что водитель высадит их из автобуса, если услышит, что они пьют, а потом извинился перед Соломеном и дал ей сделать большой глоток из фляжки. Удивительно, но схватки у девушки стали реже, с интервалами как до Таллахасси. Донна заснула: теперь ее затуманенное сознание словно качалось на волнах схваток, которые захлестывали ее следующие несколько часов.
Донни продолжал извиняться перед Мередитом Соломеном, но старик снова обнажил в улыбке свои беззубые десны, сунул руку в грязную, засаленную сумку и вытащил еще одну бутылку самогонки.
Эти двое по очереди пили обжигающий напиток и обсуждали, какая смерть хуже.
Мередит считал, что хуже всего – завал или взрыв газа в шахте. Если только не убьет тебя сразу. Лежать там и ждать, в холоде, сырости и темноте, в миле от поверхности земли, когда фонарь на каске тускнеет, а воздух становится затхлым… наверное, это худшая смерть. Он-то знает, сказал Соломен, потому что сам работал в глубоких шахтах Западной Вирджинии, и мальчиком, и мужчиной, задолго до рождения Донни. Отец Мередита погиб в шахте, как и его брат Такер и зять Филлип П. Эджент. Старик допускал, что по отношению к отцу и брату Такеру это ужасно несправедливо, но ни один обвал не принес столько пользы человечеству, сколько тот, что в 1972 году забрал жизнь грубияна, пошляка и сквернослова Филлипа П. Что же касается самого шестидесятивосьмилетнего Мередита Соломена, то он пережил три обвала и два взрыва, но его всегда откапывали. И каждый раз он клялся, что ноги его больше не будет в шахте… что никто не заставит его снова спуститься под землю. Ни жены… у него их было четыре, одна за другой… Ну, ты понимаешь, даже молодые не выдерживают долго в болотах Западной Вирджинии, со всей этой пневмонией, родами и прочим… Ни жены, ни родственники… настоящие родственники, а не ублюдки свойственники вроде Филлипа П…. ни собственные дети, и взрослые, и еще босоногие, не уговорят его снова спуститься под землю.
Но в конечном счете он всегда возвращался, уговаривал себя снова спуститься в шахту. И продолжал спускаться, пока компания досрочно не отправила его на пенсию в возрасте пятидесяти девяти лет – просто потому, что его легкие были заполнены угольной пылью. Но черт возьми, объяснял старик Донни Экли, пока они передавали друг другу бутылку, все знают, что у тех, кто работает в шахте, легкие похожи на черные мешки для пылесосов, которые не меняли годами.
Донни не соглашался с ним. Он считал, что смерть в пещере от завала или взрыва газа – совсем не самая худшая. Парень стал перечислять ужасные смерти, о которых знал. Например, как тот байкер, Джек Коу, которого они называли Боровом и который работал на дорожный департамент, слетел со своей газонокосилки прямо на лезвия. Джек прожил в больнице еще три месяца, пока его не доконала пневмония, хотя Донни не стал бы называть это жизнью – паралич, слюни и торчащие из тела трубки.
А еще была первая подружка Донни, Фара, которая отправилась в бар, в район, где жили ниггеры, и которую изнасиловала шайка черных козлов, причем в конце они не ограничились своими членами – в ход пошли кулаки, ручки от метел, бутылки из-под кока-колы и даже острый конец монтировки, как рассказывала сестра Фары… и…
– Только не говори мне, что она умерла от изнасилования, – сказал Мередит Соломен, наклонившись в проход и забирая у Донни бутылку. Он говорил тихо, и язык у него заплетался, но Бремен отчетливо слышал его, словно находился в эхо-камере… Сначала медленное, пьяное выстраивание слов в мозгу бывшего шахтера, потом сами медленные, пьяные слова.
– Конечно, она умерла не оттого, что ее изнасиловали. – Эта мысль показалась Донни смешной, и он захихикал. – Фара застрелилась из обреза Джека Коу пару месяцев спустя… Она тогда жила с Боровом… и поэтому Джек нанялся на работу к парням, обслуживающим шоссе. Обоим всю жизнь не везло.
