Джереми опускается на один из вращающихся стульев. Руки и ноги не слушаются его, словно кто-то перерезал ему сухожилия.
– Джейкоб, вы знакомы с теоретической работой Хью Эверетта? Кажется, она была опубликована в пятьдесят шестом или пятьдесят седьмом… а потом забыта, пока в конце шестидесятых на нее не наткнулся Брайс Девитт из Университета Северной Каролины.
Голдман кивает и садится на другой стул. Теперь стоит только Гейл. Она пытается следить за нитью разговора с помощью телепатической связи, но мужчины мыслят в основном математическими понятиями. В мыслях Джейкоба Голдмана присутствуют и фразы, но эти фразы на немецком. Гейл находит пустой стул и садится. От этого разговора у нее разболелась голова.
– Я знаком с Джоном Уилером из Принстона, – говорит Джейкоб. – Он консультировал Хью Эверетта. Именно он посоветовал Эверетту дать математическое обоснование своим идеям.
Джереми собирается с духом.
– Это все объясняет. Копенгагенскую интерпретацию, кота Шредингера… Новые исследования, например, Реймонда Чиао из Беркли и Герберта Вальтера из Франкфурта…
– Мюнхена, – тихо поправляет доктор Голдман. – Вальтер из Института Макса Планка в Мюнхене.
– Неважно. Через шестьдесят пять лет после копенгагенской интерпретации физики все еще носятся с ней. И похоже, по-прежнему считают, что при попытке прямых наблюдений Вселенная управляется магией. За это время появились лазеры, сверхпроводники, этот чертов сквид Клаудии Теше… а они все еще верят в магию.
– Сквид? – удивляется Гейл незнакомому слову. – Какой еще сквид?
– Сверхпроводящий квантовый интерференционный датчик, – объясняет Джейкоб Голдман своим надтреснутым старческим голосом. – Сквид. Способ выпустить квантового джинна из микробутылки в макромир, который представляется нам изученным. Но они все равно находят магию. Занавес нельзя поднять. Если заглянуть за него… Вселенная изменится. Мгновенно. Полностью. Мы не можем увидеть суть вещей. Либо частица, либо волна… но не то и другое одновременно, Гейл, мой юный друг. Либо одно, либо другое, но не вместе.
Джереми трет ладонями глаза, не меняя позы. Ему кажется, что комната вращается вокруг него, словно он пьян. А пьет он редко.
– Знаете, Джейкоб, это путь к безумию… чистому солипсизму… полной кататонии.
Доктор Голдман кивает.
– Да. А еще… возможно… к абсолютной истине.
Гейл выпрямляется на стуле. С детства, с тех пор, как ее родители снова стали христианами и ханжами, она ненавидит такие фразы, как «абсолютная истина».
– Когда мы наконец будем ужинать? – спрашивает она.
Мужчины издают неопределенные звуки – нечто среднее между смехом и смущенным кашлем.
– Конечно! – восклицает Джейкоб Голдман, бросая взгляд на часы и поднимаясь со стула. – Дискуссии о природе реальности ни в коей мере не могут сравниться с неоспоримой реальностью хорошего ужина…
– Аминь, – торжественно произносит Бремен.
Гейл скрещивает руки на груди.
– Вы меня разыгрываете?
– Нет-нет, – говорит Голдман. В глазах у него стоят слезы.
Нет, малыш, – подтверждает Джереми. – Нет.
Они уходят из лаборатории, и Джейкоб запирает дверь.
Кактусовая страна
Ранчо «ММ» находилось не в самой пустыне, а в нескольких милях вверх по неглубокому каньону, который поднимался к поросшим лесом предгорьям. За предгорьями сквозь марево горячего воздуха виднелись покрытые снегом горные вершины.
Владениям мисс Файетт Морган не очень подходило слово «ранчо». Главное здание представляло собой современную испанскую гасиенду, втиснутую между двумя валунами величиной с многоквартирный дом. Приземистая гасиенда располагалась на террасе, с которой открывался вид на зеленые луга и тополя каньона с ручьем, а также на пустыню за ним. К «Тойоте» с лаем бросились несколько больших псов – рычать и лаять они перестали только после того, как миз Морган вышла из машины и прикрикнула на них, а затем принялась ласкать каждую собаку, как только та пробивалась к ее ногам.
– Зайдите в дом, выпейте пива, – предложила Файетт. – Это единственный раз, когда вас пригласят внутрь.
Дом был обставлен дорого и со вкусом. Антикварная мебель, декор и картины – все было в одном стиле, как на развороте журнала «Архитектурный дайджест». Воздух охлаждался кондиционерами, и Бремен с трудом подавил желание улечься на пушистый ковер и заснуть. Хозяйка провела его через кухню, достойную шеф-повара элитного ресторана, в уголок для завтрака в эркере, откуда открывался вид на валун к югу от дома, амбары и поля. Она достала две бутылки холодного пива «Курс», протянула одну Джереми и кивком указала на скамью у стола, а сама уселась на деревянный стул с подлокотниками. Ее обтянутые джинсами ноги были очень длинными и заканчивались ковбойскими сапогами из змеиной кожи.
– Отвечаю на ваши незаданные вопросы, – сказала миз Морган. – Да, я живу одна, если не считать собак. – Она глотнула из бутылки. – И нет, я не использую наемных работников в качестве кобелей. – Ее серые глаза были такими светлыми, что она казалась слепой. Слепой, но совсем не беззащитной.
Бремен кивнул и отхлебнул пива. В животе у него заурчало.
– Готовить будете себе сами, – отреагировала на этот звук Файетт. – Во флигеле достаточно продуктов и полноценная кухня. Если вам что-то понадобится… за исключением спиртного… можете внести в список, когда будете ездить в магазин по четвергам.
Бремен сделал еще глоток, чувствуя, что пиво, выпитое на пустой желудок, ударяет в голову. От алкоголя и усталости ему казалось, что все предметы окружает слабое, туманное свечение. Крашеные рыжие волосы миз Морган словно горели мерцающим пламенем в лучах полуденного солнца, пробивавшегося сквозь желтые шторы.
– На какое время вам нужен работник? – спросил он, тщательно выговаривая каждое слово.
– А как долго вы собираетесь оставаться в этих краях?
Джереми пожал плечами. Белый телепатический шум, окружавший сидящую перед ним женщину, был похож на непрерывное потрескивание какого-то электрического аппарата – например, генератора Ван де Граафа. Бремена это успокаивало, словно постоянный ветер, поглощающий другие, более тихие звуки. Избавившись от шепота и бурчания нейрошума, он едва не плакал от благодарности.
– Ну, – заключила миз Морган, допивая пиво, – пока Пёс не получил на вас ориентировку, посмотрим, чем вы можете быть тут полезны.
– Пёс?
– Говард Коллинз, – сказала хозяйка, вставая. – Так большинство парней называют его за глаза. Считает себя крутым, но ума у него меньше, чем у Летти… самой глупой из моих собак.
– Насчет собак… – начал Бремен и встал, держа в руке недопитое пиво.
– Да, они способны оторвать вам руку или ногу. – Файетт улыбнулась. – Но только по моей команде или если вы окажетесь там, где не следует. Я познакомлю вас с собаками по дороге к флигелю, чтобы они начали к вам привыкать.
