Моторы самолета равномерно гудели. Сэл Эмпори и Ванни Фуччи обсуждали бизнес, уверенные, что лох на заднем сиденье не сможет ничего никому рассказать. Эрни попытался пересесть на заднее сиденье, чтобы сыграть в карты с Бертом, но Сэл цыкнул на него, приказав вернуться в кресло напротив Бремена. Эрни Санза погрузился в размышления, а потом попытался читать порнографический роман и в конце концов задремал. Позже заснул и Берт Каппи: ему снилось, что он трахает одну из танцовщиц нового казино Дона Леони.
Джереми тоже клонило в сон. Он уже прочел всю профессиональную память пилота, до которой смог добраться. Разговор Сэла и Ванни постепенно угас, и теперь слышалось только гудение двигателей и периодический треск рации, когда они пролетали мимо центров управления Федерального авиационного агентства. Но Бремен не стал спать – он решил, что должен выжить.
Внизу были видны лишь облака, но из мыслей пилота Джереми выяснил, что они летят где-то восточнее Спрингфилда, в штате Миссури. Эрни тихо похрапывал, Берт дергался во сне.
Бремен беззвучно расстегнул пряжку ремня безопасности и на пять секунд закрыл глаза. Да, Джереми. Да.
Дальше он действовал без размышлений, двигаясь с быстротой и ловкостью, которых от себя не ожидал: встал, повернулся, скользнул на заднюю скамью и одним движением выхватил автоматический пистолет из руки Берта Каппи.
Потом он прижался спиной к тому месту, где задняя переборка соединялась с фюзеляжем и направил оружие сначала на подскочившего Берта, затем – на всхрапнувшего и проснувшегося Эрни, а после этого – на Сэла Эмпори и Ванни Фуччи, которые потянулись за своим оружием.
– Только попробуйте, – бесстрастно предупредил Бремен, – и я вас всех убью.
Маленький самолет наполнился криками и проклятиями, пока голос пилота не заставил всех умол-кнуть.
– Кабина загерметизирована, черт бы вас побрал! – крикнул Джизус Виджил. – Если кто-нибудь выстрелит, нам конец.
– Опусти пушку, ублюдок! – заорал Ванни Фуччи. Его рука замерла на полпути к ремню.
– Стойте, козлы! Замрите! – рявкнул Сэл Эмпори на Берта и Эрни. Каппи протянул руки вперед, словно собирался задушить лоха, а рука Санзы была уже во внутреннем кармане шелковой спортивной куртки.
На секунду в салоне наступила тишина. Все замерло, если не считать резких, но не тщательно рассчитанных движений пистолета в руке Бремена. Он читал мысли бандитов, обрушивавшиеся на него, словно гонимые штормовым ветром волны. Сердце у него стучало так громко, что он боялся ничего больше не услышать. Но голос пилота был хорошо различим.
– Эй, полегче, парень. Давай все обсудим. – Пологий спуск. Придурок не заметит. Еще три тысячи футов – и разгерметизация нам не страшна. Нужно, чтобы Эмпори и Фуччи оставались между кабиной и лохом, чтобы случайные пули не попали в меня или в приборы. Еще две тысячи футов. – Полегче, приятель. Никто тебе ничего не сделает. – Чертов придурок прикажет мне где-нибудь приземлиться, я соглашусь, а потом ребята его прикончат.
Джереми молчал.
– Да-да-да, – сказал Ванни и посмотрел на Берта, взглядом приказывая ему не шевелиться. – Не надо так волноваться, ладно? Мы все обсудим. Просто опусти долбаный пистолет, чтобы он ненароком не выстрелил, ладно? – Его пальцы переместились на рукоятку револьвера калибра.38 за поясом.
У Берта Каппи от ярости перехватило дыхание. Если этот лох не будет трупом через две секунды, он лично отрежет ублюдку яйца, прежде чем прикончить его.
– Просто сиди спокойно, твою мать! – крикнул Сэл Эмпори. – Мы где-нибудь приземлимся, и… Эрни, козел! Нет!
Санза выхватил пистолет.
Ванни Фуччи выругался и последовал его примеру. Пилот пригнулся и направил самолет вниз, туда, где воздух был плотнее.
Берт Каппи что-то прорычал и бросился вперед.
Джереми Бремен нажал на спусковой крючок.
Глаза
Во время болезни Гейл Джереми практически забрасывает математику, за исключением преподавания и исследования теории хаоса. Преподавание помогает ему сохранить рассудок. Исследование хаоса навсегда изменяет его взгляд на Вселенную.
Джереми слышал о математике хаоса еще до того, как результаты исследования Джейкоба Голдмана заставили его углубиться в эту область, но, как и большинство математиков, концепцию математической системы без формул, предсказуемости и границ Бремен считает внутренне противоречивой. Она беспорядочна. Это не математика, к которой он привык. Джереми приходит к убеждению, что Анри Пуанкаре, великий математик девятнадцатого века, который помог перешагнуть через математику хаоса, первым начав исследования в области топологии, не принял бы идею хаоса в царстве чисел, как ее сегодня не принимает он сам.
Однако данные, полученные Джейкобом Голдманом, не оставляют выбора – продолжать поиск средств анализа голографического волнового фронта в джунглях математики хаоса. Поэтому после долгих дней химиотерапии у Гейл и вгоняющих в депрессию посещений больницы Джереми читает несколько книг по математике хаоса, а затем переходит к тезисам диссертаций и статьям, многие из которых переведены с французского и немецкого. По мере того как зимние дни становятся короче, а затем снова длиннее, а состояние Гейл все ухудшается, ее муж читает работы Абрахама и Марсдена, Баренблатта, Айосса и Джозефа, изучает теории Аруна и Хайнца, биологические работы Левина и исследования фракталов Мандельброта, Стюарта, Пайтгена и Рихтера. После долгого дня с Гейл, когда он держит ее за руку во время болезненных и унизительных медицинских процедур, Джереми возвращается домой, чтобы забыться с помощью таких статей, как «Нелинейные осцилляции, динамические системы и бифуркации векторных полей» Гукенхаймера и Холмса.
Понимание приходит медленно. И так же медленно теория хаоса дополняет его более привычный волновой анализ Шредингера, примененный к голографическому восприятию. Постепенно меняется представление Бремена о Вселенной.
Он обнаруживает, что одна из отправных точек появления современной математики хаоса – это наша неспособность предсказать погоду. Даже суперкомпьютер «Крэй X-MP», производящий вычисления со скоростью восемьсот миллионов операций в секунду, не справляется с этой задачей. За полчаса работы он точно предсказывает завтрашнюю погоду во всем Северном полушарии. За день лихорадочной деятельности суперкомпьютер выдает десятидневный прогноз.
Но через четыре дня прогноз начинает расходиться с реальностью, а любая попытка заглянуть в будущее дальше чем на семь дней оказывается гаданием на кофейной гуще… Даже для «Крэй X-MP», перебирающего переменные со скоростью шести миллионов в минуту. Метеорологов, специалистов в области искусственного интеллекта и математиков раздражала эта неудача. Такого не должно было случиться. Тот же компьютер способен предсказать движение миллиардов звезд на годы вперед. Почему же, спрашивали они, погоду – с ее большим, но конечным числом переменных – так трудно предсказать?
