Флеминг умолк и продолжал жевать, уже не глядя на Потемкина, словно вспоминал — все ли он сказал, что хотел.
— Есть у вас какие-то идеи, кто это мог бы быть? Я не персоналии, естественно, имею в виду. Ну хотя бы из какой сферы люди — из политики, из бизнеса, из искусства? Я имею в виду, на любом уровне — и генералы, и исполнители? — спросил Потемкин осторожно.
— Кто-то должен быть из музейной сферы — это однозначно, — сказал Флеминг сразу. — Что же до главных, это может быть кто угодно, поскольку речь идет о миллионах. Причем миллионах, не облагаемых налогом.
— Пусть вам не покажется странным. — Потемкин повертел в пальцах остро заточенный карандаш. — Почему вы пришли, чтобы мне об этом рассказать? Я не думаю, чтобы вы с этим ходили ко всем следователям, занимавшимся этими делами.
Флеминг перестал жевать.
— Во-первых, сначала не с чем и ходить было. Один раз — это один раз. Случай. Два раза — ну что же, бывает… А вот через три точки можно уже и прямую провести, и плоскость построить. Попытался я тогда, когда понял, что это не случайность, поговорить с одним из следователей в Управлении. Услышал все, что положено: что они заняты, что они делают все возможное, ну и весь прочий набор благоглупостей. И после этого, вы правы, никуда я уже не ходил.
— Что же случилось?
Флеминг опять оглядел Потемкина, его стол, кабинет, даже в окно почему-то посмотрел пристально.
— Мне передали, что о вас хорошо говорил Хопкинс. Вот и все.
* * *
Ожидая О’Рэйли, Потемкин походил по кабинету, размялся.
Лайон вошел свежевыбритый, в волнах хорошего одеколона. И сорочку умеет выбирать парень, и галстук… А кто сказал, что люди с высоким IQ должны непременно быть в жизни недотепами? Как их зовут? Ботаники? Почему ботаники, а не зоологи? Или отоларингологи, например? Но языку не прикажешь… Никак не мог понять Потемкин, к примеру, живучести слова «чувак». Оно и в дни его молодости уже звучало архаизмом, а тут на днях пятнадцатилетний сын его российских приятелей, который на американском английском говорил уже лучше, чем по-русски, вдруг сказал в разговоре: «Я же пытался этому чуваку объяснить…» Да, неисповедимы пути господни.
Энергия и волна позитива, исходившие от Лайона, всегда хорошо действовали на Потемкина.
— Кто кому рассказывает, — спросил Олег весело, — ты или я?
— Вы, конечно.
— Смотри, есть кое-что. Первое: на кладбищенской ограде, на столбе, остались отпечатки двух пальцев. Как это наш герой снял перчатки — сам удивляюсь, но тем не менее.
— В базе?
— В том-то и дело, что они в базе есть, понимаешь! Человек ни разу не привлекался, но въехал в страну тридцать лет назад. И — есть отпечатки! — Потемкин взглянул на загоревшиеся глаза Лайона и кивнул: — Да, твой клиент. Леонас Петкунас, владелец бизнеса по сигнализации. Так что ты был прав.
— Обыск?
— Вряд ли он держит эти игрушки дома. Хотя не знаю пока. Есть еще кое-что: незадолго перед тобой у меня побывал некий Дэвид Флеминг, человек, который в страховой компании ведет расследование похищения Чаши.
— Его вы позвали, шеф?
— Какой же ты нетерпеливый! Нет, не звал я его, хотя и собирался… Он сам пришел.
Зазвонил мобильный Потемкина, и он ответил:
— Да… Да, Крис, помню, конечно. Да, мне передавали твои приветы, спасибо за подтверждение, нам это важно. Что? Ты уверен? Уверен?.. Нет, ничего не делай и никуда не выходи, — сказал Потемкин после небольшой паузы. — Он тебя не видел? Вот и хорошо. Постарайся, чтобы и не увидел. Какая у него машина? Понял, спасибо за звонок. Повторяю, никуда не выходи…
— Это тот парень-строитель, к которому ты ездил вчера, — пояснил Олег Лайону. — У него отгул, он дома.
— И?
— И он уверяет, что тот, второй, которого он видел в ночь похищения, сейчас прогуливается вдоль ограды — там, на кладбище.
— Поехать туда?
— Он от нас никуда не денется, — проговорил Потемкин задумчиво. — На чем я остановился? Да, Флеминг из страховой компании. Хотел узнать, что у нас происходит, но в основном, я уверен, пришел не из-за этого… Такой симпатичный толстый человек, который все время жует и совершенно этого не стесняется.
А пришел этот Флеминг потому, что он уверен: похищение Чаши — только звено в ряду похищений драгоценных предметов искусства в различных музеях Лос-Анджелеса в последние примерно года два.
— Ну это мы и без него знали.
— Ты наверняка знал, ты же знаешь очень многое. А вот я совершенно не был в курсе. Ну хорошо. — Потемкин поглядел на О’Рэйли выжидательно. — Тебе приходило в голову рассматривать похищение Чаши не отдельно, а как звено в цепи успешных похищений? Ни одно из которых не раскрыто?
— Я вам прибавлю загадок, шеф.
И Лайон рассказал о «взрыве», случившемся на кладбище в четыре семнадцать утра. О трех белых ракетах…
Потемкин нахмурился, потер переносицу.
— Что-то удалось выяснить?
— Да они не слишком встревожены. Говорят, покойникам разные подарки оставляют. Бывают и фейерверки… Но вы представьте, шеф: ночь. И вдруг — вспышка. А еще был дым. И запах гари. А уж звучок — оглохнуть можно.
— Послушайте, друг мой О’Рэйли, — заключил Олег неожиданно. — У меня возникло желание погулять по нашему любимому парку прямо сейчас, а?
* * *
Все, что казалось незыблемым, рушилось. Рушилось неожиданно и страшно. Напоминала нынешняя ситуация Леонасу Петкунасу момент направленного взрыва старой гостиницы «Пески» в Лас-Вегасе. Оказался Лео там перед взрывом случайно — когда-то, в первые годы своего проживания в Америке, он жил в этой гостинице. А сейчас просто проходил мимо, увидел оцепление, подошел… Да так и остался, поскольку ничего подобного наблюдать ему не приходилось. И не пожалел — он увидел, как взрывники закончили закладку зарядов и покинули здание, как над местом взрыва трижды прогремело по громкой связи тревожное предупреждение — для тех, кто по какой-то случайности оставался бы в здании. Потом — пятиминутная готовность. Минутная. И вот человек в желтой каске поднял руку. Помощник его где-то неподалеку, — представлял себе Петкунас, — повернул рукоятку взрывного устройства… И ничего не произошло.
Здание гостиницы как стояло, так и осталось стоять. Мгновение, другое, третье… И вдруг мощные стены дрогнули, еще мгновение как бы колебались в нерешительности — и разом осели… Столбом поднялась пыль. Люди в касках обнимались… «Good job!» — донеслось оттуда.
Вот откуда у него в памяти эти проклятые слова: «Good job!» А ведь он, Лео, их недавно, совсем недавно повторял про себя — и с каким удовольствием!
А сейчас вся его жизнь — как эта старая гостиница в то мгновение, когда рукоятка уже повернута, но взрыва еще не слышно и стены стоят, как стояли. Но все это уже в прошлом. На самом деле нет ни стен, ни старого отеля. И старой жизни у Петкунаса тоже нет.
