А может, все дело в том, что я становлюсь жутко черствой и сама этого не замечаю? Если так – плохо. Улей славится тем, что меняет не только зараженных. Иммунные тоже претерпевают разительные метаморфозы, дело здесь не только в дарах моего мира.
Новые умения – ерунда. То, что со временем у нас становятся крепче кости, сильнее мышцы, повышается реакция, улучшается координация движений, – тоже ерунда.
У некоторых меняется душа. Иногда до неузнаваемости. Весельчак и заводила может стать мизантропом, добряк – кровавым убийцей, романтик – женоненавистником, идеальный семьянин – педофилом, честнейший человек – отъявленным обманщиком.
Я не хочу, чтобы со мной случилось что-то подобное, пусть мои недостатки остаются прежними и не обрастают новыми.
– Как ты думаешь, куда исчезают мертвые? – спросила Тина, не отводя взгляда от превращенной в могилу песчаной кучи.
Глядя туда же, я пожала плечами:
– Никому не известно, каждый кластер прилетает со всем, что на нем есть. Оказавшиеся в Улье люди почти все перерождаются, или их съедают набежавшие зараженные, проходит время, появляется туман, и начинается новая перезагрузка. Из очередного мира прилетает новый кусок поверхности – и все повторяется. Куда исчезает старый кластер – никто не скажет. Известно только одно, что улететь вместе с ним не получится. Останешься здесь, да еще и под откат попадешь.
– Я знаю.
– Это все знают, но все равно глупости разные говорят, и некоторые к ним прислушиваются. Вспомни, как мы иногда шептались перед сном.
– Лиска, а как, по-твоему, много разных миров вокруг нас?
– Это тоже все знают – много, бесчисленно много, их не сосчитать. И обычно отличия у них крохотные или их вообще нет.
– А может, старые кластеры после перезагрузки уходят в мир, похожий на Улей?
– В смысле?
– Ну в огромный, возможно, даже бесконечный, где места хватает для всех кластеров. Но он не такой, как Стикс, там нет ни зараженных, ни всего этого. Там всегда все хорошо.
Я пожала плечами:
– Если и так, что нам с того? Туда невозможно попасть, только откат поймаешь.
– Мне просто хочется, чтобы все было именно так. И чтобы те, кого похоронили на кластере, там оживали и жили счастливо. Знаешь начальников?
– Не поняла?
– Ну, секта такая – Свидетели Начала.
– Слышала что-то.
– Они так и говорят. Они своих всегда на кластерах хоронят, чтобы те ожили в новом Стиксе.
– Это сектанты, они какую только ерунду не придумывают.
– Может, и не ерунда, так многие поступают. Мертвые ведь не остаются, они улетают, это всем известно. Помнишь, как нам на занятиях рассказывали? Самый простой способ похоронить человека – это сбросить его в подвал и закрыть крышку, после перезагрузки в подвале тела уже не будет. Получается, для живых дорога закрыта, а для мертвых нет. Жизнь – это что-то особенное, вот попробуй ей определение дать. Ну? Ну подумай и скажи – что такое жизнь? Чем живое отличается от неживого?
– Тина, может, хватит уже философию разводить?
– Может, и хватит. Думай или не думай, а нормальное определение у тебя все равно не получится. Даже самый лучший ксер не сможет скопировать хотя бы муху, потому что это не патрон для винтовки, это живое. Это ведь не просто так, в этом есть какой-то смысл. Я хочу понять…
Слушая Тину, я то и дело порывалась сказать, что не так далеко отсюда уткнулся в озерную воду наш розовый Цветомобиль, в пассажирском отсеке которого остались тела двух орхидей и одной фиалки. Никто даже не подумал их хоронить, всем тогда было не до этого, к тому же без инструментов трудно справиться с такой работой, и некоторые всерьез верили, что помощь вот-вот подоспеет, так что нет смысла пачкать руки.
Скорее всего, тела девочек достались зараженным. Если там хотя бы один появился, такое он не пропустит и довольным урчанием может привлечь других.
Но Тина почему-то думает только о Еве. Видимо, до сих пор не приняла смерть остальных, ей повезло, что не пришлось, как мне, бродить по изрешеченному тяжелыми пулями пассажирскому отсеку.
Уж я-то навидалась.
– А ты знаешь, давай все-таки сделаем крестик из веточек, – решительно произнесла Тина.
Мне осталось лишь кивнуть:
– Как скажешь.
* * *
Приподняв второй рюкзак, я охнула.
– Что такое? – спросила Тина.
– Ох и тяжеленный.
– Может, нектаром набит.
– Нет, тут что-то другое, непонятное.
Нектар внутри был. Точнее – фляжка со все той же не очень-то приятной на вкус и запах жидкостью, которую рейдеры обычно называли живчиком или как-то в этом роде. Но основное содержимое рюкзака никак к нему не относилось и немало меня удивило.
Цепочки, кольца, кулоны, браслеты, крестики, серьги, прямоугольные брусочки, монеты и пластинки – несколько плотно обвязанных резиновыми жгутами пакетов таких вещиц. Почти все они были сделаны из одного легко узнаваемого металла.
Тина, повертев безвкусный перстенек с фиолетовым камнем, озвучила его название:
– Золото. Лиска, зачем таскать столько золота? Тут его ужас сколько.
Я повертела в руках кольцо белого цвета и с сомнением произнесла:
– Это не похоже на золото. И на серебро тоже не похоже.
– Бывает белое золото. А может, это платина.
– Может, и платина.
– Ли, зачем им понадобился этот мусор?
– Тинка, ты же знаешь, я не видела ничего, кроме Стикса, но вроде бы в обычных мирах золото высоко ценится.
– Еще как ценится, у нас оно дикие деньги стоило. Я жутко мечтала о цепочке, но сколько бы ни намекала, не подарили. Это не потому, что родителям жалко, а потому что боялись за меня. Мало ли, увидят на мне нарики и оторвут вместе с головой. Такое у нас запросто.
– Вот поэтому рейдеры и собирали его по кластерам.
– Смешные люди, здесь оно вообще ничего не стоит.
– Ты ошибаешься.
– Скажешь, нет? Ну сама подумай, зачем оно нужно? Его можно тоннами выгребать из ювелирных магазинов, банков и богатых домов, но что с ним потом делать? В пушку золото не зарядишь и нектар из него не сделаешь. Лиска, это мусор, это совершенно бесполезный мусор.
Я покачала головой:
– Для иммунных – да. Но ты забыла про внешников. У них ведь открыты дороги назад, и там тоже могут ценить золото и платину.
– Лиска, точно, я совсем про них забыла. И ведь слышала что-то, нам про такое рассказывали. Получается, эти мрази еще и с внешниками торговали?
– Сомневаюсь, у них почти ничего нет, а у тех, кто с внешниками торгует, есть все. Сама посмотри – один арбалет, почти без стрел, и ружье, почти без патронов. Это очень бедные рейдеры, наверное, захотели быстро разбогатеть, вот и потащили рюкзак с золотом на восток. Говорят, там есть мелкие стабы, в которых законы будто у зверей. Некоторые из них связаны с мурами, может, они в такой и шли.
