– Что будет, если не молчать? Если говорить со всеми о таких вещах?
– Для тебя ничего хорошего не будет.
– Я что, умру?
– Что угодно может случиться.
– Например?
– Слышала страшилки, как иммунные становятся зараженными?
– Это сказки.
– Для тех, кто много болтает о том, о чем болтать нельзя, это не всегда сказки. Стикс решает, кому говорить нормальным голосом, а кому урчать, и он всегда может поменять свое решение. Пойдем, довольно уже с меня таких разговоров, не то неделю спать не смогу.
* * *
Проснувшись, я первым делом едва не заорала от неописуемого ужаса. Сама не знаю, как сдержалась, должно быть – голосовые связки парализовало.
Ну сами подумайте, как это выглядело. Лежу себе спокойно на одеяле, расстеленном вдоль бесконечно длинного шкафа, заставленного разной дребеденью, одна рука при этом разлеглась в сторонке ладонью на холодном паркете. И вот сейчас ее касается что-то мягкое, теплое и явно живое, потому что оно шевелится.
Первое, что пришло в голову, – зловонный мертвец выбрался из ванной и обнаружил непрошеных гостей, чему вряд ли обрадовался. Второе – повешенный пожаловался на вторжение в свой склеп невидимым и почти неслышимым демонам Улья, присматривающим здесь за порядком, и они все вместе заявились с нами разобраться.
Вот как тут не закричать?
Но потом подумала, что покойник какой-то очень уж чудной – теплый, мягкий, пушистый.
И родной.
– Фидель?!
– Мяу!
– Зараза, ты же меня чуть до смерти не напугал!
– А?! Что?! – послышался из темноты испуганный голос Лолы.
Разлегшаяся у стены Диана приподнялась на локте и включила фонарик, осветив рыжего проказника, каким-то образом обнаружившего нас в очередной раз, и все лишь ради того, чтобы пробраться в дом и перепугать меня до полусмерти.
Кот, воротя мордочку от ударившего по глазам света, вновь противно мяукнул и, отбежав от меня на пару шагов, обернулся, уставившись с непонятным ожиданием, будто рассчитывая, что я все брошу и помчусь следом, чтобы накормить его вкусненьким.
– Фигушки ты у меня что-нибудь получишь! – решительно заявила я, собираясь заваливаться на другой бок, но была остановлена словами появившейся в дверях Ханны, причем говорила она как-то неестественно серьезно, будто скрывала волнение.
– Элли, поднимайся. И надо будить остальных. Лола, а ты почему проснулась?
– Я не знаю, – сонно и недоуменно ответила та. – Элли начала ругать Фиделя, а я не могу спать, когда его ругают, он такой хороший.
– Как он в дом забрался?! Вот ведь бандит полосатый. Элли, надо спешить, неизвестно, сколько у нас времени осталось.
– Что случилось? – ничего не поняла я, все еще пребывая в полусне.
– Да все, как я говорила, – многозначительно ответила Ханна. – Новости у нас, кислым попахивать начало, кластер вот-вот обновится. Я под кустом сидела, там цветы душистые, из-за них не сразу поняла, теперь даже приблизительно не скажу, как скоро это случится. Тумана еще нет, но запах просто жуть. Плохой признак – времени немного осталось.
После таких слов всякий намек на сон пропал бесследно.
Перезагрузка – одна из самых плохих вещей, которая может с тобой случиться. Если не успеешь до ее начала выбраться с обновляющегося кластера, вариантов вроде бы только два: останешься трупиком на том месте, где это тебя застигнет; или превратишься в мычащее безмозглое животное – разум распрощается с тобой навсегда.
Ни то ни другое меня категорически не устраивало.
И потому, вскочив, закричала:
– Подъем все! Перезагрузка! Надо бежать отсюда! Быстро бежать! Да бегом же, сони!!!
В перезагрузке есть один светлый момент – зараженные чуют ее заранее, человек в этом может с ними сравниться лишь в том случае, если у него имеется особый дар. Мертвяки предпочитают дружно сбежать с опасного места за один, два или три дня до события, а то и раньше, хотя нередко ограничиваются часами, особенно на городских или просто богатых пищей кластерах. То есть сейчас я могу кричать, бить в барабаны и стрелять в потолок – никто на такой концерт не заявится.
Жаль, что момент этот настолько короткий. Свежий кластер – магнит для зараженных, они на него быстро сбегаются.
Так что нам мало выбраться за границу опасного участка, надо еще успеть от нее удалиться до появления жадных до человеческого мяса созданий.
И не оказаться у них на пути.
А ведь, получается, то, что я почти увидела этой ночью, и правда не к добру.
Покосилась на Ханну, поймав на себе ее взгляд.
Мы друг дружку поняли.
* * *
Могу сказать одно: бегать в темноте, придерживая рукоять носилок, – далеко не самое восхитительное занятие. Даже не знаю, как мы ухитрились ни разу не уронить Альбину, неоднократно были на волосинку от этого.
А вот пулемет уронили сразу, еще в самом начале, когда перебирались через дорогу. Завалился с лязгом, в ночной тишине прозвучавшим оглушающим громом.
Вот так – чистила, смазывала, старалась, а с ним потом ужасно обращаются.
Нам было из-за чего торопиться, местность на глазах затягивалась чудно выглядевшим туманом – его струи зарождались в небесах, расширяющимися книзу колоннами, они ниспадали на землю, где расползались в разные стороны полосами столь густыми, что, протяни в такую руку, и пальцы с фонариком не разглядишь. Но в промежутках между ними вообще ничего нет, ни клочка, ни хотя бы намека.
И нос резало усиливающимся запахом неприятной кислятины. Я ее помню, на обучающем выезде понюхать довелось, она настолько специфическая, что до сих пор не забылась.
Кисляк – особый туман, главный предвестник смены старого кластера свежим.
Мы успели, ошибки не было – границу кластера даже в темноте легко разглядели, потому что двигались по присмотренной мною днем узкой дороге, которая тянулась на север от поселка. Не успели толком отойти от коттеджей, как асфальт исчез, будто ножом обрезанный, сменившись слабо накатанной грунтовкой – идти стало тяжелее, зато здесь нам уже не страшна перезагрузка. Хорошо, что погода в последние дни стояла сухая, ни намека на грязь, шагалось не так комфортно, как до этого, но терпимо.
Улей стыкует кластеры, будто кусочки мозаики, подбирая один к другому так, чтобы дороги, трубопроводы, реки и прочие линейные объекты продолжались дальше чем-то аналогичным. Вот только не гарантирует, что, допустим, бетонка взлетно-посадочной полосы аэропорта останется бетонкой, ее может сменить асфальт широкого или узкого шоссе или даже скромная велосипедная дорожка.
Всякое случается.
По неровной грунтовке прошли не больше километра, после чего за спиной засверкало.
