К ней тогда никто не приближался, боялись, воспитательницы в сторонке стояли, а нас разгоняли по дальним углам корпуса. Но я все же успела увидеть, как Порка, подойдя с самым невозмутимым видом шагов на пять, подняла руку, и девочка упала, будто ее сбили с ног сильным ударом. Просто сознание отключилось, она даже лицо об пол разбила, не смогла его защитить.
И вот теперь эта миниатюрная блондинка приближается ко мне с обманчиво-безобидным видом.
Наведя на нее пистолет, я покачала головой:
– Госпожа Агриллия, ни шагу больше. Я сказала, ни шагу! Сейчас прострелю колени и локти, вы точно этого хотите?!
С неохотой остановившись, она с нажимом произнесла:
– Элли, я не знаю, что тебе в голову взбрело, но для начала давай ты успокоишься.
– Зато я знаю. Госпожа Симона, будьте добры, подойдите ко мне. Держите.
– Что это? – не поняла Соня.
Я, шагнув к стене, отодрала декоративную панель, обнажив короб с кабелями, и ответила:
– Это наручники. Защелкните один на своем запястье, а второй проведите вот за этим самым толстым кабелем. Побыстрее, пожалуйста, я тороплюсь.
Хорошо, что Соня не стала затягивать время, подчинилась молча, явно не горя желанием со мной конфликтовать каким-либо способом, кроме словесного.
Косясь на Порку, я отошла на несколько шагов и скомандовала:
– Подойдите к госпоже Симоне и защелкните второй браслет на своем запястье.
– Элли, но я…
– Никаких разговоров, просто сделайте это. Не переживайте, когда я уйду, ключ отдам кому-нибудь, и вас сразу освободят. Давайте же, быстрее, не заставляйте меня стрелять, я сделаю это, я и не такое готова сделать, меня за эти дни много чему научили. Нехорошему. Не надо тянуть время. Не надо.
Удивительно, но настроенная на конфликт Порка больше ни слова не сказала, подчинилась молча. Не доверяя ее неестественной покорности, я попросила:
– Кира, проверь, пожалуйста, браслеты. Я не уверена, что они их защелкнули.
Самой проверять – увольте, эта железяка Порке не помешает, оглушит меня, даже будучи скованной.
Молча проверив качество оков, Кира попятилась, ошеломленно выдала:
– Обалдеть, ты только что приковала к стене Порку и Соню. Ой! Простите, госпожа Агриллия и госпожа Симона! Ли, ты это сделала! Ну обалдеть! Ли, можно, я с тобой?!
– Для кого я вообще сейчас говорила? Конечно можно.
– И я с тобой! И я! И я! Нам нельзя здесь оставаться! Можно и мне?! – заголосили с разных сторон.
– Можно, всем можно. – Я воспрянула духом, осознав, что мои решительные действия почему-то благотворно повлияли на некоторых воспитанниц – они начали мыслить правильно.
– Лиска! – крикнула Рианна со стороны лестницы. – Я не могу найти бутылки, там ужасно темно!
– Иди сюда, забери фонарь! И Кира, пойди с ней, поможешь.
Похоже, у меня больше авторитета, чем я полагала, но, увы, лишь в первой группе, она почти в полном составе зашевелилась. Кто-то уже готов, кто-то еще возится с одеждой, большая часть собирается уезжать. С остальными так плохо, что, скорее всего, вообще никак. Увы, придется оставить их на попечение растерянных воспитательниц и надеяться, что им и правда помогут до того, как сюда нагрянут муры.
Говор возбужденных девочек мешал прислушиваться к звукам за окном, но взрывы точно прекратились, такое заглушить невозможно. Другие громкие звуки тоже не доносились, и это ничуть не радовало, а наоборот – наводило на самые мрачные предположения. Перед глазами стояла картина, как через брошенный солдатами въезд в стаб заезжает одна боевая машина за другой и нелюди, которые в них сидят, с хохотом обсуждают, что именно будут делать и куда отправятся в первую очередь.
Боюсь, что в первую очередь этим нелюдям захочется попасть именно сюда.
– Все! Больше никого не ждем! – крикнула я, увидев, что Тина наконец соизволила одеться.
По поводу ее гардероба у меня возникло множество замечаний, но я не настолько глупа, чтобы высказывать их в столь неуместный момент. Не хочу, чтобы она начала эту бесконечную возню заново, мы такими темпами до утра никуда не уедем.
– Последний раз говорю – у кого есть хоть капля ума, уходите с нами! Остальным приятно оставаться и не забудьте передать мурам привет!
Последнее, может быть, прозвучало некрасиво, но кто знает, вдруг это наконец их встряхнет.
Группы не очень-то общаются между собой, система воспитания этому препятствует, так что авторитета среди посторонних у меня нет. К тому же девочки привыкли во всем подчиняться воспитательницам, а парочка из них, подоспев на шум, не стала со мной связываться, но и молчать тоже не стала – они бродят по коридору и что-то негромко говорят, злобно косясь в мою сторону. Небось рассказывают гадости, и я даже знаю – о ком. Но совсем уж печальных дурочек в Цветник стараются не брать, значит, есть шанс, что некоторые сумеют понять – я не просто так это представление затеяла, здесь и правда опасно оставаться.
Выскочила на улицу, крикнула стоявшим возле Цветомобиля Рианне и Кире:
– Нектар взяли?
– Конечно, мы сделали все так, как ты сказала, – ответила Шоколадка. – Элли, а что, нас и правда повезет Тинка?!
Отвечать не стала, это может запросто породить сто двадцать пять охов-ахов и столько же новых бессмысленных вопросов, ведь Рианна первостатейная болтушка. Вместо этого я подошла к машине и раскрыла обе тяжелые, оббитые броней дверцы.
– Забирайтесь и встречайте остальных. Рассаживайтесь как следует, неизвестно, сколько придется ехать.
– А куда мы поедем? – не успокаивалась Рианна.
– Подальше, – буркнула я под нос. – А где нектар?
– Да вот же. – Кира показала маленькую бутылку.
– И это все, что вы взяли?! – поразилась я бездне их тупости.
– Ну да, шоколадный, мне такой больше всего нравится. Что-то не так? Ты такой не пьешь?
Не теряя время на объяснения, я потребовала:
– Фонарь дай, нужно еще принести. Посидите тут.
То, что в Цветнике принято называть нектаром, за счет ароматизаторов и прочих добавок имеет несколько вкусовых оттенков и собственных названий, но я переполошилась не из-за того, что бутылка, выбранная Кирой, мне не по вкусу.
Дело вовсе не в нем.
За пределами Цветника вряд ли кто-то называет такие напитки нектарами. Обычно это различные производные от слова жить: живун, живчик, живило, живец, оживин и прочее в таком духе. А все потому, что жизнь иммунных неразрывно связана с приемом спорового раствора. В некоторых случаях достаточно обходиться без него каких-нибудь пару дней, чтобы довести себя до невменяемого состояния.
Говорят, что самые страшные муки – это муки несчастных людей, доведенных до крайней степени спорового голодания.
