— Убийца, по моим соображениям, — снова намеренно подчеркнул Воронов, — имеет отношение к медицине. То есть он хорошо разбирается в лекарствах. Умеет сделать укол. Умеет так обработать тело жертвы антисептиком, что на нем не остается ни единого следа. И антисептик, замечу, не бытовой. Мужчина высокий, сильный, замечательно сложен и, скорее всего, имеет привлекательное лицо, раз жертвы идут с ним добровольно. Он нравится женщинам. Но замечу… — и тут Воронов поднял вверх указательный палец. — Он нравится тихим, робким, несмелым женщинам. Или он выбирает именно таких женщин, расточая на них свое обаяние.
— Ах, он еще у нас и обаятельный! — фыркнул полковник. — Ты вот понимаешь, что сейчас делаешь, капитан?! Ты вот сейчас пункт за пунктом перечеркиваешь все соображения психологов, которые трудились над психологическим портретом этого убийцы! Это месть у тебя такая мозгоправам, да?! С чего это ты такой у нас один умный! Все, понимаешь, кругом дураки, а капитан Воронов умный! Чего же тогда не добрался до сих пор до убийцы, а?! Что вообще делается с тобой в настоящий момент?
Огарев понимал, что несправедлив. Который месяц ведется кропотливая работа: собирается информация, проверяется, отсеивается. Задействовано множество людей, но…
Но воз, как говорится, и ныне там. Преступник безнаказанно и с удовольствием, судя по всему, убивает. А его подчиненные, вместо того чтобы заниматься его поимкой, мямлят, черт бы их побрал! Самохин хоть кого-то в отдел притащил! Хоть кого-то. А у Воронова даже подозреваемого нет. То какой-то разжалованный стоматолог, случайно потерявший монетку, то теперь лаборант, да еще и красавчик! Тьфу! Его с такой информацией сегодня у губернатора просто засмеют.
— В общем, так, капитан.
Огарев выпрямился, расправил подлокотник кресла, под тяжестью его веса кожа пошла морщинами. Глянул на Воронова, нехорошо глянул, не по-доброму.
— Если к завтрашнему вечеру у тебя не будет никакой информации, версии, подозреваемого, то… То можешь передавать дела…
Он наткнулся взглядом на Самохина, сидевшего с пунцовым лицом. Шею вытянул, ждет! Нет, Самохин тоже не вариант. Этот таких дел наворочает, что самому придется рапорт писать. Поэтому Огарев не стал уточнять и снова повторил:
— То можешь передавать дела. Все понял?
— Так точно, товарищ полковник.
Воронов не смотрел на полковника. Он вообще ни на кого не смотрел. У него в кармане нервно дергался мобильник. Кто-то пытался до него дозвониться. И это могло быть важным. Поэтому он не мог дождаться, когда, наконец, Огарев закончит разнос и отпустит их. И как только очутился за дверью кабинета, сразу полез в карман за телефоном.
Странно, но ему звонили из дежурной части.
— Тут тебя одна дама преклонных лет дожидается, Володя. Утверждает, что по очень важному делу.
— О господи! — Воронов закатил глаза. — По какому еще важному делу?
— Связанному с убийством последней девушки. Утверждает, что обладает важной информацией. Прикинь, так и говорит: обладаю важной информацией.
Обладателей важной информации после обращения новостных ведущих появилось пруд пруди. И видели-то они что-то, и слышали, и знали. Носители информации — в основном, конечно же, дамы преклонного возраста — звонили, толпами ходили в отдел, только толку от этого не было никакого. Одна пустота!
— Ты это, спровадь ее кому-нибудь, идет? Мне ну просто некогда!
И он хотел добавить, что, если за сутки не раздобудет хоть какого-то подозреваемого, завтра Огарев его выгонит. Но промолчал.
— Я пытался, — признался дежурный. — Она настаивает. Говорит, что лично была знакома с девушкой, которую убили последней. И что видела ее молодого человека.
— Кого, кого она видела?! — насторожился Володя и скорым шагом пошел к дежурке.
— Парня девушки.
Насколько было известно Воронову, и брат ее утверждал, и подруги, у погибшей не было молодого человека. Уже больше полугода она ни с кем не встречалась. Дома, конечно же, тоже не сидела вечерами и в выходные дни, но о молодом человеке им было ничего не известно. Не было его!
— Ладно, я уже здесь.
Воронов отключился, убрал телефон, кивнул дежурному и уставился на пожилую женщину с большой сумкой, нервно прогуливающуюся по периметру помещения до турникета. Женщина была преклонных лет, сделал вывод Воронов, внимательно осмотрев морщинистое лицо, но шаг был легким и уверенным. Энергичная! Этих он особенно побаивался. Синюшные губы недовольно поджаты. Из-под темной вязаной шапочки на лоб выпущено три легкомысленные кудряшки. Широкое темное пальто из добротного драпа в елочку. Невысокие ботинки на плоской подошве. Она мало чем отличалась от многих других, осаждающих последние дни их отдел.
— Вы начальник? — спросила она, с сомнением рассматривая Воронова.
Слишком молодой, слишком смазливый, слишком несерьезный, сделала она вывод, который Воронов безошибочно угадал по ее вздоху.
— Тот, который занимается маньяком? Вы? — уточнила она.
И покачала головой. Будто упрекая его за молодость и смазливость. Будто это именно и мешало поимке опасного преступника.
— Так точно. — Он даже чуть оробел на какие-то пару минут. — Мне сказали, что у вас есть информация?
— Да, есть, — кивнула она, и три волосяных колечка, выпущенные из-под вязаной плотной шапочки, чуть шевельнулись.
— Я вас слушаю. — Он упер руки в бока, решив покончить с ее пустой болтовней еще на подступах к турникету, в который она вцепилась левой рукой.
— Вы хотите сказать, что станете со мной говорить прямо в коридоре?! — ужаснулась женщина. И кудряшки на лбу возмущенно задрожали. — А протокол? А художник?
— Какой художник? — нахмурился Воронов.
Подготовленность дамы нагнала на него еще больше тоски. Такой попробуй отказать, тут же побежит жаловаться.
— Я видела того козла, по милости которого она очутилась в больнице. Вот! — И узловатый палец, оставив в покое турникет, проткнул воздух между Вороновым и бабулей. — Я спрашиваю, чего домой-то? Сбегаешь? Лечиться надо. А она, полечусь, говорит, обязательно, только с козлом одним разберусь. Как там дальше-то она сказала?..
Ее потемневшие от возраста верхние зубы потеребили нижнюю губу. Женщина пыталась вспомнить дословно.
— А, вот! С козлом, говорит, одним разберусь, по чьей милости я, говорит, здесь очутилась. И вернусь. Такая, говорит, сволота!
— Так…
Воронов сделал знак дежурному, тот нажал нужную кнопку. На столбике зажглась неоновая зеленая стрелка. Женщина толкнула турникет и пошла на Воронова.
— Идемте в мой кабинет. — Он сделал ей знак следовать за ним. — Вполне возможно, вы окажете нам огромную помощь. Как, простите, вас звать-величать?
— Елизавета Владимировна, — сразу заважничав, с надменной интонацией произнесла пожилая женщина. И добавила: — Гришина.
