В кабинете она сразу пожелала снять пальто и шапку. Развесила все на стульях для посетителей, села напротив Воронова и начала свое долгое повествование.
И он узнал, что прежде с этой девицей у Гришиной не сложились отношения. Девушка хамила ей всячески и пыталась унизить. И Елизавета Владимировна, если честно, переживала. И даже один раз поплакала. И если честно, девушку немного ненавидела. До тех пор, пока не узнала, какой диагноз ей поставили. Когда узнала, то запереживала. И даже поехала с девушкой в лифте на первый этаж, хотя ей туда совсем не нужно было. И нагоняй потом получила за самоуправство.
— Что же вы такого натворили? — искренне изумился Воронов.
— Так простояла минут десять, а то и пятнадцать, наблюдая за этой милой парой, — нехотя призналась Елизавета Владимировна. — Швабра с ведром в углу у лифта, а я глазами торгую. Мне убираться надо, а я подглядываю! Разве порядок?
— За милой парой… — эхом повторил Володя. — То есть вы уверены, что эти двое были парой? Что у них были отношения?
— А как же! — возмущенно отозвалась Елизавета Владимировна, скрестила руки на груди, глянула на Воронова, как на дурачка. — Если двое молодых людей стоят, милуются, целуются, это как, по-вашему, называется?
Но у девушки не было парня, хотелось заорать Воронову в ответ. И брат утверждает, и подруги в один голос говорят — парня у погибшей не было! Никто о нем не знал. Никто, кроме Гришиной Елизаветы Владимировны, получается? Может, она того, привирает? Наговаривает. А смысл?
— Я не вру! — вдруг выпалила она, будто мысли его прочитала. — Парень миловидный такой, симпатичный.
— Если увидите, узнаете?
— А то! У меня память на лица знаешь, мил человек, какая! Всю жизнь со шваброй и тряпкой. Всю жизнь наблюдаю. Научилась. И за лицами, и за ногами. Такая работа, такая привычка. И это еще… Я могу с вашим художником его составить… — Она вдруг смутилась, забыв нужное слово.
— Фоторобот? — подсказал Воронов, сжалившись над старой женщиной.
— Да, да. Помню его лицо очень хорошо. Миловидный такой, светловолосый, кудряшки на ветру вот так, — и она взмахнула поверх своей головы рукой. — Цвет глаз, конечно, не скажу. Далековато было. Круглолицый такой.
— Рост?
— Ой, высоченный! Девица не маленькая. А он на голову ее выше почти был. Она к нему прижималась когда, его подбородок как раз у нее на макушке лежал.
— Худой, крупный, полный?
— Не худой и не толстый. Нормальный. Как вы вот, к примеру. Джинсовая курточка, шарф большой мотался аж до коленок. Джинсы, сапоги или ботинки высоченные такие с железяками.
— Он ее встречал, получается?
— Да. Ждал на остановке. Они обнялись. Она что-то говорила и говорила ему. И в грудь ему вот так… — Женщина сжала кулачки и изобразила, как девушка била в грудь встречавшего ее юношу. — А он потом ее прижал к себе-то и подбородок ей на голову положил. Она и затихла. Он ее потом под локоточек и в автобус повел.
— Сам с ней поехал?
— Ой, вот врать не стану. Сказать не могу. Но сумку свою больничную она сама вроде несла. Ой! — ее лицо сделалось испуганным. — А чего это я позабыла-то? Сама она сумку-то несла или он?! Щас, щас, щас… Ой, ой, старая! Забыла? Щас, щас, щас…
Гришина Елизавета Владимировна прижала указательные пальцы к вискам, зажмурилась. Затихла на мгновение и уже через минуту-другую широко улыбнулась.
— Конечно! Вспомнила! Конечно, он сумку-то из ее руки взял, когда встретил-то сразу. Это уже потом, потом, когда автобус показался, она сумку взяла у него. Да.
— Если она забрала у него свою сумку, то, возможно, он и не поехал с ней?
— Может быть, может быть. — покивала Гришина. К чему он подводил своими вопросами, он и сам не знал. Неужели тот, кого видела Богданова Арина темной ночью на месте преступления, осмелился показаться с девушкой днем? Он это или не он? Его имела в виду заболевшая гепатитом девушка или нет? Почему он, если встречал ее на остановке возле больницы, не поехал с ней? И да! Сумка!
Из отдела Воронов выходил уже через десять минут, благополучно спровадив Елизавету Владимировну к экспертам для составления портрета парня погибшей девушки. Парня, о котором никто ничего не знал. Еще через двадцать минут он уже звонил в квартиру погибшей. Открыл ее брат. Высокий молодой человек осунулся, лицо не брито, глаза заплаканы.
— А, это вы… — узнал он Воронова и протянул ему руку. И глянул со злой надеждой. — Поймали?
Шустрый! Воронов чуть не фыркнул ему в лицо. Сдержался. И головой отрицательно качнул. Шагнул вперед, спросив:
— Я войду?
— Да входите уже, раз пришли. — Парень вздохнул, отступил от двери, впуская его в квартиру, полную теней родственников. — Народ собирается. А тело-то вы когда отдать собираетесь?
— Извини, Андрей, — не сразу вспомнил Воронов имя брата погибшей. — Давай об этом чуть позже. Появилась кое-какая информация. Мне ее надо проверить. Возможно, это сыграет важную роль в расследовании.
— Проверить… Возможно… Как это у вас все… Ненадежно как-то! — выпалил он, долго подыскивая нужное слово. — Всегда так?
— По-разному, — уклончиво ответил Воронов, хотя внутренне возмутился.
Ишь, шустрый какой! Пойди найди иголку в стоге сена. С той и то проще будет. А тут изворотливый, хитрый, не оставляющий следов преступник. Никто его не видел, никто его не знает. Повезет, если старая уборщица видела именно его. Если его, и если ничего не выдумала.
— Заходите в комнату сестры. Туда все боятся заходить. Будто она тут… Будто он ее тут… — Голос парня заскрипел, задрожал, плечи дернулись, и он, прикрыв глаза кончиками пальцев, заплакал. — Простите… Простите… Не могу поверить, что сестры нет! Она была такая… Такая живая! Позитивная! Простите…
Воронов вошел следом за братом погибшей в ее комнату. Осмотрелся. Уютно, современно. Широкий кожаный диван белого цвета, черный ковер перед ним, черный низкий столик, встроенные шкафы для одежды. Громадная плазма напротив дивана. Черные шелковые шторы на окне.
— Где ее сумка? — спросил Воронов, нигде не обнаружив дорожной сумки девушки.
— С ней была. Пропала, — выдавил Андрей через силу. — Вместе со всеми ее вещами.
— Я не о дамской сумке. Я о той, с которой она из больницы приехала. Она ее сюда привезла?
— Что? — Он наморщил лоб, мокрые ресницы застыли, взгляд остановился. Кажется, он ни черта не понимал. — Какая больница?
— Так, Андрей, давайте вы возьмете себя в руки и сосредоточитесь на моих вопросах. — Воронов уже подошел к встроенным шкафам. Насчитал четыре двери. Потянул на себя одну. — Я загляну?
— Валяйте, — вяло отреагировал парень и осторожно присел на край дивана сестры. — Только не пойму, что вам это даст? Я уже все карманы ее проверил. Думал, хоть что-то найду. Хоть какую-то зацепку. Номер телефона там или чек из этой долбаной лаборатории, куда она ездила сдавать анализы. Нет, ну вот вы мне скажите: как такое возможно?! Кровь замечательная, а диагноз черт знает какой! Разве так бывает?!
